Я заново отстроил Кагальник. Бурдюжный городок обнёс деревянными стенами, укрепил валом, чтоб никогда не повторилось прошлое. Ах, Леско, прости — не успел я прийти ко времени. Мне уже не хватало славных атаманов, но в городок приходили всё новые люди, вселяя уверенность. Рассказывали, что домовитые затаились в станицах, а Корнила боится носа высунуть из Черкасска — везде ему мерещится грозный Разин с татарами, кружащие вокруг острова.
Но наступило такое время, когда я ещё острее почувствовал своё одиночество. Из старых товарищей рядом никого не было — одни погибли, другие ещё воевали в лесах под Тамбовом, Саранском, Алатырём, Унжой, третьи сидели в Царицыне, Астрахани, Чёрном Яре. Пришло письмо от Василия Уса — в городе порядок, но сам он крепко занедужил, звал меня к себе, намекнул, что можем больше не свидеться. Но не мог я покинуть Дон — слишком сильным было желание отомстить, поквитаться за всё с Корнилой. Говорили, что он продолжал переписываться с Москвой. Самаренин сумел уйти на Запорожье и о чём-то договорился с гетманом Дорошенко — тот больше не принимал моих послов и не обещал помощи…
* * *
Вот она — небольшая комната: лавка, укрытая овчиной, вымазанная красной глиной, новая печка, треск поленьев, по комнате расходится тепло, по углам нет никаких образов, на стене — старый персидский ковёр, на котором висят две сабли — одна из них принадлежала Леско, три заряженных пистоля. На столе ровным пламенем горит лучина, освещая синюю скатерть, чарку, кувшин, тарелку с ржаными лепёшками и сухой таранькой. Тени стоят ровно, не шелохнуться. За окном, затянутым бычьим пузырём, притаилась ночь. Слышится скрип снега снаружи ходит караульный. Я сижу, подперев голову, уставившись невидящими глазами на играющее пламя. Поскорее бы весна — как я её жду! Она поможет начать всё сначала и иначе — я не сделаю больше тех ошибок, которые совершил во время похода на Симбирск. Надо обязательно покончить с домовитыми, с Корнилой… Весна… Трещат морозы, ветер заносит Кагальник новым снегом, у стен домов растут сугробы, казаки от безделья пьют. Я приказал залить валы водой — они покрылись скользким, ледяным панцирем… Весна, где ты? Ночи длинны и бесконечны… Огонь, чарка… Весна…
Новости приходили несчастливые: Фрол доносил, что в Царицыне неспокойно, Василий Ус тяжело болел в Астрахани — хорошо ещё, что рядом с ним был Фёдор Шелудяк. Поднял голову Корнила, сзывал к себе домовитых, грозился идти на Кагальник и пленить вора Стеньку. Старик мечтал оправдаться перед Москвой, что допустил на Дону такую крамолу — хотел выслужиться, доказать свою преданность. Крестьянские отряды били в лесах, крестьяне разбегались и прятались по деревням, а разгневанные бояре и дворяне ловили их и вешали.