Елена встала напротив меня. Она была высокой, с классическими формами ведущей модели. Ни Мерилин Монро, ни Шерон Стоун, ни Ева Герцигова ей в подметки не годились. Она действительно была прекрасна. Верю, что из-за таких красавиц у людей иногда едет крыша.
— Приветствую тебя как равного себе, — Елена положила мне на плечо руку. Я глупо покраснел.
— Ты решил меня похитить?
Я издал горлом неопределенный каркающий возглас и смущенно посмотрел на дядю.
— Я согласна бежать с тобой в Афины, — продолжала Елена, при этом так на меня смотрела, что я чувствовал, как на кончиках ушей пляшут огни святого Эльма.
— Нам надо поторопиться, могут объявиться отец или мой сумасшедший брат. — Елена взяла меня за руку.
Дядя несколько раз кашлянул в кулак, привлекая внимание.
— Послушай, Лена, — дядя метнул на меня испепеляющий взгляд, — дело в том, что похищаю тебя я, а он помогает. И самое главное — я люблю тебя.
Елена Прекрасная смерила дядю суровым взглядом.
— Я видела тебя раньше.
Дядя побледнел, его кадык судорожно дернулся:
— Где?
— Я даже знаю, как тебя зовут.
— Как?
— Ты Пирифой. Ты недавно замучил до смерти свою жену — прекрасную Гипподамию.
— Этого не может быть, — дядя отчаянно замахал руками. — Это ошибка.
— Никакой ошибки. Женомучитель, — бросила Лена в лицо дяди. — После этого неужели ты думаешь, что я убегу с мучителем жен? Знаешь, что может сделать с тобой мой Тезей?
Я удивленно вскинул брови.
— Бред, — упавшим голосом констатировал дядя. — Послушай, о прекраснейшая из женщин, у меня есть для тебя подарок — волшебный браслет, — дядя из складок тоги извлек «искатель». Браслет, опоясанный разноцветными лампочками, заманчиво переливался. Дочь Зевса даже не посмотрела в его сторону.
— Герой мой, я так мечтала о тебе, — не голос, а мед. — Возьми меня с собой.
— Он не Тезей, а Сергей, — завопил дядя, размахивая браслетом.
— Я и говорю — Тезей, — отрезала Елена, не сводя с меня прекрасных глаз. Я таял, как стеариновая свечка.
— Наши спартанцы слишком дики и невежественны, только и думают, что о спорте и новых олимпийских рекордах. Мне всегда нравились утонченные Афины, там живут люди, ценящие женщин, сочиняющие для них оды и сонеты.
Мне было жалко смотреть на дядю — мечта жизни по-прежнему оставалась неосуществимой. Я должен был ему помочь, вдруг из-за сильного нервного потрясения, он оставит меня прозябать в античной Греции на веки вечные?
Проглотив в горле сухой комок, стараясь не смотреть в ультрамариновые, волнующие кровь и воображение глаза Елены, я робко ответил:
— Э-э-э-э-э, видишь ли, Прекрасная Елена, я в самом деле помогаю другу и выступаю, как лицо, э-э-э… в некотором смысле не заинтересованное. Короче, ничего у нас не получится.