— Ничего, скоро оживет, — рот капитана скривился. Он устало опустился в кресло возле окна, посмотрел на стеклянный книжный шкаф, по губам проползла усмешка.
— Когда гремит война, музы испуганно или презрительно молчат.
— Пошло, — заметил я.
Капитан ухмыльнулся, похлопал по карманам, достал сигарету. Закурил. Спичка небрежно упала на подоконник.
— Дом твой?
— Нет хорошего знакомого моего отца.
— А он где, знакомый?
— Он геолог, сейчас в экспедиции на Камчатке. Собирается переехать жить на Сахалин.
— Вот жизнь, — капитан улыбнулся, покрутил головой. — Романтика. Ему повезет, если этот дом застанет целым, когда вернется. — Он поднял к глазам часы:
— Пять. — Посмотрел в окно:
— Совсем светло, — зевнул и резко поднялся. Замер перед шкафом с книгами.
— Высоцкий. «Нерв». Уважаю, хороший был мужик. Наш. — Губы капитана сжались в плотную бледную полосу, он не цитировал, а выдавливал из себя:
— «Там проверка на прочность — бои,
И закаты, и ветры с прибоями,
Сердце путает ритмы свои
И стучит с перебоями».
— Крутой был мужик, уважаю, — губы капитана усмехнулись, иронично и язвительно. Большие темные глаза смотрели на меня с непонятным укором и ожесточением.
— Вот что, Андрей, ты присмотри за ним, — он кивнул на притихшего бледного солдата. Грудь парня неестественно приподнималась и опадала — неровный, дерганый ритм.
— Я скоро вернусь. Я быстро. — Он подмигнул мне:
— Слышишь — на улице тихо.
Действительно, ночной бой затих, на улице застыла мрачная, напуганная тишина.
— Ничего, это ненадолго, — капитан опустил окурок в пепельницу. Неуверенно потоптавшись, направился к выходу.
— Вот и закончилась воробьиная ночь, что принесет день? — Я устало опустился в кресло покинутое капитаном…
Сон или явь? Извечная болезнь изнуренного подсознания или остаточная контузия от испытанного страха?
Стою перед раскрытым окном…
Рассвело, солнце вот-вот должно выкатиться из-за стены соседнего многоэтажного дома. Кажется, ночью шел дождь? Шел. В окно струится ночная, пропитанная влагой прохлада, пока не изгаженная выхлопами машин и заводов. С деревьев, березки, стройные мои красавицы, падают капли — дождь недавно закончился. В темных лужах отражаются деревья, дома, кажущиеся нежилыми, покинутыми своими обитателями — ни в одном окне не горит свет. Рано…
Неужели я простоял возле окна всю ночь? Боже?! — Я усмехаюсь, а сердце сжимают страх и ужас — пора, действительно пора… Лечиться. Такие болезни, говорят лучше лечить на месте, там, где нанесена травма. Но я не хочу возвращаться туда.
— Я не хочу туда возвращаться! — мысленно кричу и отшатываюсь от окна, падаю на расстеленную кровать. Взгляд приковывает пепельница — переполненная окурками. На миг передо мной мелькает ухмыляющееся, перепачканное сажей лицо капитана: