— Ты что, желал войны?
— Я нет, но вспомни, что здесь творилось, какой был ажиотаж — все догадывались и предвкушали войну. Что это — глупое любопытство или наследственность от наших диких предков — пускать кровь ближнему? Зачем люди поперлись на баррикады, от кого защищаться, от самих себя?
— Если ты ожидал, что здесь будет война, зачем приехал отдыхать?
Я усмехнулся.
— Ничего я не ожидал. Когда ехал сюда — думал о другом. В родном городе меня обидели — взыграла гордость, захотелось на все плюнуть, скрыться и никого не видеть. А тут, дядя Рома — он вообще далек от грязной политики — уезжал в экспедицию на Сахалин, он и предложил скоротать время у него в гостях. Почему я сюда и приехал.
— Кто такой дядя Рома?
— Друг отца — геолог и хороший геодезист. Когда-то они вместе зимовали на Антарктиде, слышала про станцию «Мирный»?
— Слышала… Антарктида, — прошептала задумчиво Света. — Загадочное слово — Антарктида. Далекий и таинственный материк. Я никогда не увижу его и имею право сомневаться в его существовании — бывает и карты врут. Даже не представляю, что это такое, морозы, бр-рр-ррр. Я люблю лето, тепло… — Света поднялась.
— Ты куда?
— Пойду, принесу гитару. — Она покачнулась, хихикнула, — ой, кажется, ты меня напоил. — Ик, ик, — она рассмеялась и вбежала в дом.
— Выпей воды, — крикнул я вдогонку. Налив рюмку, пробормотал:
— За Антарктиду — далекую и мифическую страну!
Вернулась Светка, забренькала, настраивая гитару.
— Какую музыку ты предпочитаешь? — спросила она, пробегая пальцами по струнам.
— Я? Старый добрый рок, что-нибудь из «Дип Парпл», «Роллингов», «Ху».
— Старье, — скривилась Светка, — Я, конечно, тоже люблю «Ганс эн Роузес», но сейчас все слушают гранж, например, «Нирвану».
— Вот и сыграй что-нибудь из «Нирваны».
Светка рассмеялась:
— Я такое не умею.
— Тогда играй, что умеешь, — я наполнил рюмки. — Все, водка закончилась, — Я положил под лавку пустую бутылку.
— Хочешь Гошу?
— Нет, только не Гошу и не про его калоши.
— Тогда «Крематорий».
Я вздохнул:
— Пусть будет «Крематорий». Выпей.
— Звякнем!
Мы звякнули и выпили. Светка, ставя рюмку на лавку, случайно уронила. Рюмка упала на торчащий из земли круглы камень и разбилась.
— Ой, я такая неловкая. Я не хотела, честное слово, — она сконфуженно улыбнулась.
— Посуда и рюмки бьются к счастью, — отозвался я, подбирая осколки.
— К счастью, так к счастью, тогда загадаю желание, — она закрыла глаза, сморщила носик и о чем-то задумалась. В этот момент её пальцы ударили по струнам, она взяла несколько аккордов и запела, на этот раз спокойным, немного сипловатым голосом. Получалось у неё неплохо: