Кирилов с неодобрением посмотрел на фигуру, стоявшую на пороге. Местные щеголи действительно подпоясывались вышитым поясом, но к этим красным глазам не подходило щегольство.
— Небось, у бабы тоже глаза болят? — спросил он с упреком:.
— Болят, — согласился якут. — Еще мыла просила кусочек, зрачки промыть!..
Кирилов достал из своего склада небольшой кусок мыла и пару толстых иголок.
— А шелку не дам! — об’явил он. — Ступай домой!
Но якут не хотел уходить.
— Дай, пожалуйста! — приставал он. — Я два днища[24] болото месил… Ноги болят… Дай шелку!
— Ступай, ступай! — повторил Кирилов, запирая шкап.
Якут еще потоптался на месте.
— Вот ты какой! — с упреком протянул он. — А я бы горностаями заплатил.
И он вытащил из-за пазухи две беленьких головки.
Кирилов взял покупателя за плечи и повернул к двери.
— Ну, уходи! — сказал он ему коротко, но без гнева. — Не дам больше ничего!..
С самого своего приезда Кирилов стал выписывать для раздача соседям разные товары, продавая их по номинальной цене. Урочево было слишком далеко от торговой дороги; якуты жили, как троглодиты, и платили проезжему торговцу неслыханные цены за каждую пару иголок или головной платок. Князьцы ежегодно привозили из города немного чаю и табаку и распродавали соседям небольшими частями, в пять раз дороже покупной цены. Теперь и эта торговля давно прекратилась, и сами князьцы предпочитали забирать все нужное у Кирилова, ибо его цены были ниже городских. Молва об урочевской дешевизне шла далеко и выходила за широкие пределы пропадинских пустынь. Даже оленеводы с Гижигинской тундры и горные охотники с Омеконского плоскогорья приходили к Кирилову за товаром, как будто на ярмарку. Это было, конечно, лестно, но каждый год Александр Никитич сводил баланс с довольно значительным убытком. По исконному обычаю, три четверти местной торговли велись в кредит. Раньше князьцы охотно давали товар без немедленной уплаты, накидывая еще сто процентов; потом, во время пушного промысла, взыскивали всю сумму, а у упорных отнимали силой или в крайнем случае жаловались на них исправнику во время годового об’езда по округу.
Половина должников платила и Кирилову исправно, но люди беспечные и сутяги скоро раскусили его нежелание обращаться к начальству с жалобами и, сколько могли, затягивали уплату. Мелкие долги постоянно пропадали. Чтобы восстановить равновесие, Александр Никитич уже с первого года собирался повысить цены на десять процентов, но никак не мог решиться нарушить принцип. Его ежегодные потери равнялись нескольким сотням рублей, но молочное хозяйство давало хорошие доходы и покрывало всякие посторонние убытки.