— Просто давно не видел, — он попытался улыбнуться. — Испугался как девчонка, только никому не говори.
Рита не ответила на улыбку, глядя на него исключительно серьезно. Марк вздохнул и выпрямился, обняв ее за плечи, чтобы немного согреть.
— Он был свежим, поэтому отвратительно вонял, — признался он.
— Кажется, Соня тоже его видела.
— Что? — он даже чуть отстранил ее от себя, чтобы лучше видеть лицо.
— Соня тоже его видела, — повторила Рита. — Вы смотрели в одну точку, только она, кажется, совсем не испугалась.
Марк отрицательно покачал головой.
— Соня не могла его видеть. Она не видит призраков.
— Может быть, мы ошибались, так думая? И она тоже медиум?
— Нет, — Марк снова упрямо качнул головой. — У нее наверняка есть твой дар, потому что вы передаете его всем в семье, но я свой получил не при рождении, а после клинической смерти. Я не могу его передать по наследству.
— С чего ты это взял?
— Ксения говорила.
— Ксения могла ошибаться.
Марк замолчал, снова прижав ее к себе и о чем-то думая.
— Пойдем в дом, — через несколько секунд сказал он. — Ты совсем замерзла.
На большом чердаке родительского дома все давно поросло паутиной, в которую Марк не преминул вляпаться. Обстановка чердака почти не изменилась с тех пор, как он последний раз был здесь. Лет пятнадцать назад, а то и все двадцать. Разве что стало чуть больше коробок со старыми вещами. Ближе ко входу пыли и паутины было немного меньше: весной приходили рабочие чинить протекающую крышу, а дальше все покрылось забвением.
Кроме паутины и числа коробок, изменилось еще и то, что теперь Марку было намного труднее сюда забираться. Откидная лестница не была приспособлена для лазания по ней таких калек, как он.
Закрыв за собой дверцу в полу, Марк поднял выше мощный фонарь и огляделся. Паутина свисала с потолка, обвивала коробки и путалась в волосах, пахло пылью и немного сыростью. Когда-то он проводил здесь много времени и мечтал однажды превратить этот чердак в настоящую мастерскую художника. По крайней мере, именно так она виделась ему в тринадцать лет. Чуть дальше, возле окна, стояли два старых кресла, небольшой стол и в углу даже сохранился его мольберт. Марк подошел к нему ближе, с удивлением замечая на полу коробку акварельных красок. Конечно, они давно высохли, но все равно вызвали улыбку. В детстве и юности он любил рисовать акварелью. На масло не хватало терпения и времени. Хотелось все, сразу и побыстрее, где уж тут ждать пока высохнет предыдущий слой, чтобы нанести новый.
Он поставил фонарь на столик и сел в одно из кресел, подняв вверх столб пыли. Под потолком висела и лампа, но зажигать ее он не стал. В доме все давно спали, поэтому он мог бы остаться в столовой или гостиной, но не хотел, чтобы ему кто-то помешал. А дело у него было важное.