Вижу, что спорить бесполезно. Бог с ним, с дедом. Сидим… Первая порция накапала часа через два, когда я уже заснул. Дед будит и сует полстакана теплой жидкости:
– Спробуй… Первачок…
Жидкость такая вонючая, что запах от нее слышен, вероятно, в соседней деревне. Но дед радостно хихикает и выливает в себя свою порцию.
Разве это вонюча? Э-э-э… Ты, милой, у брысинских мужиков самогонку не хлебал, вот та шибко вонюча была, только оне сами пить ее могли. С картошника гнали и шелуху от шишки добавляли для вкусу. Я к ним завсегда со своей ходил.
Дед, а почему деревню так звали? Брысино?
Известно почему, оне же котов лучших по всей Сибири выращивали. Даже с Москвы за ними приезжали. Ловчие коты были, собаку загрызть могли, коль долго не покормишь его. Я одного ихнего держал, так согрешил с ним – всех кур умял и гусей соседских драл дажесь. А самогонку сидеть те брысинские мужики все одно не умели. Вот…
А по-за речкой деревня стояла, ты говорил, Сисюхина. Это отчего?
Так речка от них далеко была, а воду ж тогда все больше бабы таскали…
И что?
Как что? Идут в гору, а титьки у них до земли висят. Сисюхиными их все и звали.
А тебя самого Башкуром за что прозвали?
Дед хихикает, ощупывает лысую голову и, довольный осмотром, предлагает:
– Пощупай-ка… Вишь, какая она у меня маленькая, но твердая. Я по молодости ей, бывало, и убить мог, ежели рассердят. Все и боялись, а звали Башкуром. Я такой, шустрый…
Дед Башкур помнит столько разных историй и присказок, уйму! Расскажет какую и обязательно добавит в конце: «Такие вот были блинчики».
После каждого «блинчика» переворачивает стопарик самогонки, крякает, закуривает собственный самосад и хихикает:
– Однако помру я скоро, а дом-то и оставить некому. Бабка давно померла, сыновья в городе. Мне не столько дом жалко, как домового мово. Куды он без меня? Может, к себе возьмешь?
– Это как к себе твоего домового?
– Да просто очень. Как я помру и узнаешь о том, то ты в дом залезь, тут у меня рама одна неплотно сидит. На лавку сядь, а рюкзак свой развяжи и на полу оставь. Пущай в нем хлеб и сало будут. Посиди, покури, а потом завязывай рюкзак и дуй на автобус. В город как вернешься, выпусти дома его, обратись ласково: «Выходи, хозяюшко дорогой, живи у меня, никуда не уходи, ладить будем». И все. Понял?
Делать нечего, соглашаюсь. На другой день уезжаю в город. Зимой уже встретил в автобусе сына деда Башкура. Сказал, что умер дед. В аккурат на Рождество. Теперь деревня совсем пустая.
Летом выбрался туда, положив в рюкзак, как было велено, свежего хлеба и шмат сала. Влез в дом. Развязал рюкзак и закурил, присев на лавку. Гляжу, шевелится рюкзак, будто копошится там кто. Завязал быстренько и обратно.