И тогда я запела, неожиданно даже для себя.
Пела колыбельную, слова сами слетали с губ, красивый мотив разливался по комнате. Все вокруг затихло, мир перестал существовать. Была только я и это невинное дитя, которое, не успев пожить, вынуждено умереть лишь потому, что ее мать не дошла нескольких шагов до двери и не отдала ребенка из рук в руки. Просто бросила девочку у калитки, в ливень, и даже ничем не укутала. Когда мальчишки обнаружили малышку, она уже некоторое время провела под дождем и заболела.
Песня лилась и лилась, а когда я остановилась, обнаружила, что вокруг собрались все ребята и учителя.
— Что это за песня? Мелодия очень красивая, но такого языка я никогда не слышала, — спросила настоятельница, а я лишь пожала плечами. Госпожа Милана подошла к ребенку и ахнула. Я тоже посмотрела на девочку, та улыбалась, ее щечки, красные от болезни, приобрели здоровый румянец. Тогда мы все подумали, что богиня жизни так решила спасти это дитя. Но то, что мои песни затрагивают у каждого живого существа какие-то потаенные уголки души — поняли все. И с тех пор просили спеть на праздниках, когда кто-то болел или просто по настроению.
А один раз пришлось петь на улице, когда новый мэр урезал финансирование приюта и даже потребовал с четырнадцати лет всех отправлять на работы, а не обучать грамоте и письму нищих оборванцев на деньги города. Госпожа Милана тогда впервые плакала на наших глазах. Ведь за год принесли пятнадцать детей, у нас уже было шестьдесят три человека. Пришлось сократить весь персонал, осталась только кухарка, которой просто некуда было идти. И преподаватель физической подготовки, являвшийся мужем настоятельницы. Именно они десять лет назад, получив этот дом в наследство, приняли решение воспитывать таких вот найденышей.
Тогда-то и родилась у меня именно эта идея — спеть на площади. За одно выступление нам удалось собрать немного денег, но этого хватило, чтобы закупить продуктов и прожить всю холодную и голодную зиму. Позже настоятельница связалась со столицей, и королева, очень поддерживающая такие вот приюты, написала гневное письмо мэру. Тот с извинениями лично принес нам деньги, сказав, что неправильно посмотрел на статью расходов. Долго рассыпался в извинениях, а мы делали вид, что ему верим…
С Аглайей я продолжала поддерживать отношения, навещая ее все те годы, что жила в приюте. Раз в месяц нам разрешалось выходить в город, погулять, навестить родственников и знакомых, если таковые существовали. И я навещала свою спасительницу. Денег у меня не имелось, но ей просто было приятно меня видеть. Правда, первый раз я ее еле отыскала, пришлось сначала найти того стражника, что оформлял в приют, и попросить о помощи. А потом она уже сама каждый месяц приходила к воротам моего временного дома, и мы просто гуляли по городу.