После такого афронта я отправился разносить призывные повестки… бродил по городу словно вслепую и допускал ошибку за ошибкой. Нужно было дойти до Зоннергассе, что в Двенадцатом районе, а меня понесло на Зоммергассе – в Девятнадцатый. Притащился на Нестройгассе во Втором, не подумав узнать (и перепроверить), нет ли, случайно, в Вене другой Нестройгассе, – оказалось, что есть, причем в Четырнадцатом районе. На ходу я мысленно повторял всякие гадости про Эльзу и не видел дальше своего носа. Пусть она хоть умирает, тогда я, может, и обращу на нее внимание. Да, я получил увечье, но гены мои чисты и не сравнятся с его генами, сколько бы она ни распиналась насчет этого ничтожества, тем самым показывая, что и сама – ничтожество, а мне давно пора открыть глаза и посмотреть в лицо фактам, чтобы не тратить время на существо низшего порядка. Зря, что ли, на уроках нам давали все необходимые сведения о евреях? С какой стати я должен делать для нее исключение? Надо ее сдать властям – и дело с концом. Это самый простой способ от нее избавиться. Давно пора – будет знать, как меня высмеивать; я уже достаточно от нее натерпелся.
На тротуаре какая-то женщина втридорога продавала яблоки; проходя мимо, я увидел у ее ног ведерко с букетом садовых ромашек, стеблями сантиметра на два в воде – видимо, дождевой, и почувствовал, как злость на Эльзу развеивается: мне захотелось подарить ей эти цветы. Ценника на них не было, и я поймал взгляд торговки, чтобы узнать стоимость букета, но она шарахнулась назад и даже не сделала попытки скрыть свое потрясение, как будто я, напугав ее своим уродством, позволил себе непростительную дерзость.
Пока эта тетка отдувалась, ноги сами несли меня дальше.
Осталась всего одна повестка, и я заторопился, понимая, что позднее возвращение лишит меня возможности увидеться с Эльзой. Я уже предвкушал долгожданный миг: как с грохотом захлопну за собой дверь, возвещая свой приход. Мне хотелось верить, что весь день Эльза изнывала в ожидании этого стука. Но если уж совсем честно, то поначалу мне действительно хотелось как следует помучить ее своим отсутствием, а сейчас разлука мучила меня самого, и, наверно, больше, чем Эльзу.
По дороге в Хитцинг мне попалась особа, прикованная к позорному столбу. На шее у нее болталась картонка с надписью, объяснявшей характер преступления: связь с лицом славянской расы. Из-за того что женщина была обрита наголо, я издали принял ее за мужчину. Вокруг скопилась кучка прохожих, которые сыпали оскорблениями, а вновь подошедший парень прочел надпись вслух и плюнул женщине в лицо. Картонка, видимо, была закреплена таким образом, чтобы не дать преступнице опустить голову и тем самым отстраниться если не от плевков, то хотя бы от потока сквернословия.