Заметив ночную сорочку Эльзы, выстиранную и сложенную вместе с полотенцем, я отхватил у себя прядку волос, мелко нарезал, высыпал на изнаночную сторону ткани и сложил как было. Мне хотелось верить, что эта щетина вызовет бешеный зуд. Прижимая к себе перед сном тонкий завиток ее волос, я убеждал себя, что теперь мы с нею квиты.
Наутро мои родители с рассветом уехали на завод, а я, топая башмаками, стал расхаживать туда-обратно перед чуланом Эльзы. Она, с обидой отметил я, даже не рискнула позвать меня по имени. Стало быть, заботило ее только одно: как спасти свою шкуру.
Я надеялся, что батарейка отданного ей фонарика вскоре ослабнет, а там и вовсе сдохнет, но этот момент разрешился после возвращения родителей, причем так, как я даже не мог представить: на пороге нашего дома появились двое мужчин в штатском. Они попросили разрешения с нами поговорить – всего лишь задать несколько вопросов с целью обеспечения безопасности нашего микрорайона. Ну например: задело наш дом при артобстреле? Нанесен ли какой-либо ущерб? Нельзя ли осмотреть сад? С согласия моих родителей те двое обошли вокруг дома, отметили, какие у нас растут деревья, уточнили, сколько им лет и кто занимался посадками – мы сами или кто-то другой. Они то и дело задирали головы, разглядывая чердачное окно гостевой комнаты, и мама стала делиться с ними подробностями насчет плакучей ивы: не дерево, а сплошная морока – ветви как плети, круглый год листва падает, отчего кислотность почвы повышается, даже трава кругом не растет…
Они вежливо дали ей закончить, а потом спросили:
– Вот там, наверху, это чье окно?
– Ничье. То есть наше общее. Там у нас гостевая спальня, но гости к нам давно не ездят, – объяснила мать.
– Не ездят?
Тут вклинился мой отец:
– Вообще не ездят. Никто.
– Где вы находились во время бомбежки – у себя в подвале?
– Да, всей семьей.
– Сколько вас всего?
– Кроме меня – моя жена, мать и сын.
– Четверо?
– Да, четверо.
– А наверху вы никого не забыли?
– Нет.
– Значит, кто-то из вас оставил там свет?
– Свет был выключен. Мы соблюдаем затемнение, – ответила моя мать.
– В этом окне был замечен свет – горел на протяжении всего воздушного налета.
Мать не сумела скрыть испуг:
– Неправда! Кто вам такое сказал?
– Мы сами видели, сударыня.
– Быть такого не может!
– Я поднимался туда перед началом бомбежки. Прости, муттер, – вырвалось у меня. – Никак не мог заснуть. Хотел почитать при свете фонарика. Даже не помню, выключил или нет, когда бомбить начали. Глупость ужасная – пора бы уж привыкнуть.
Непрошеные гости впились в меня взглядами.