Вообще-то Марго была разумным и сдержанным человеком, но сейчас заметалась – глупо и по-бабьи. Ленку забирать из садика через час, а тут – труп заказчика, панцирь этот раритетный украли. А ведь дома никого, кроме нее, не было.
Черт, черт, черт! В полицию звонить придется без вопросов. Но сначала – Сашке, старшему брату. Ах ты ж, боже мой, Сашка только завтра из командировки вернется. Тогда… ну конечно, Ванечке. Толк от него вряд ли будет, но хоть спокойнее.
Маргоша рванула к столу – за телефоном, сдвинула в сторону распечатку с переводом, машинально перечитала последнюю фразу: «И да стремится она влиться в море вечности».
Над столом из ниоткуда возник сверкающий многогранник, в глубине которого виднелся небольшой домик, перед ним – две невысокие сосны, клумба с цветущими глициниями. Картина росла, надвигалась, приобретала перспективу, объем, потом развернулась в ленту. Лента закружилась вокруг Маргоши, затягивая ее в неведомое.
Комната исчезла.
И появилась снова. Но теперь это была совсем другая комната. Полы и стены темного дерева; низкие шкафчики с резными дверцами; расписные шелковые ширмы; на полочках – изысканные нефритовые статуэтки, шары дьявола, красно-золотые дракончики и потрепанные свитки.
Раздался негромкий хлопок. Маргоша обернулась: ни кристалла, ни странной картины-ленты за спиной. Ни выхода.
– Ах ты ж, грёбаный ты экибастуз, ёжиком тебя через трухлявый пень, да…
Очаровательная переводчица и раньше предпочитала снимать стресс, филологично загнув в десяток этажей, не гнушаясь использованием цензурных предлогов и союзов.
– Госпожа сказать что-то непонятное, – раздался почти мышиный писк из угла.
Маргоша обернулась и увидела сидящего на потертом войлочном коврике плюгавенького, но при этом пузатого, как священная лягушка, китайца в засаленном, когда-то бледно-желтом халате. Бритую голову китайца украшала давно немытая косичка.
До переводчицы внезапно дошло, какая именно ужасающая вонь смешивалась с запахом ароматических палочек.
«Ты когда мылся-то последний раз, вонючка?» – буркнула Маргоша, и уже погромче добавила:
– Прошу прощения, почтенный дагэ, не могли бы вы сообщить мне, где я очутилась?
– В моем доме, сестра, в моем собственном доме.
– Да я уж вижу, что не в моем. Ладно, попробую спросить по-другому. Как я здесь очутилась? И где находится ваш дом?
Внезапно китаец разрыдался и, утирая слезы полой халата, на карачках рванул к Маргоше, уцепился за край ее джинсов и, придерживая (видать, чтобы не убежала) гостью рукой, начал биться головой об пол и невнятно голосить.