Осознав всю безнадежность ситуации, почтенный дагэ внезапно впал в не свойственный ему энтузиазм и бросился на майора Алексеева, не обращая внимания на предупредительные возгласы Маргоши. Остановиться Пи Еца заставило только недвусмысленно упертое в пузо копье.
– Значит, так, – произнес Саша, для большей убедительности помахивая перед носом китайца мечом. – Признаю, что был неправ и непочтительно отнесся к твоей земноводной подруге. Поэтому, давай, призывай ее сюда. Так и быть, извинюсь. А то у меня там убийство нераскрытое, некогда мне здесь прохлаждаться.
Ароматические палочки догорели почти до конца, сладкие рисовые колобки закончились, а бедный Пи Ец все торчал, воздвигнувши зад, перед алтарем и пытался призвать Священную Черепаху.
Маргоша, Баринов, Ванечка, Серега и даже притихший Саня рядком сидели на диване и ждали, чем закончится изрядно затянувшийся сеанс магии и чародейства.
– И пришел к нам полный пиец, – прокомментировал изрядно соскучившийся Карпов. – Похоже, застряли мы надолго.
– Не хотелось бы, – пробурчал майор. – Кстати, господин Баринов, позвольте вас допросить. Пока неформально. Раз уж сидим и дурака валяем.
Непривычный к подобным оборотам речи Михаил дернулся, но все же согласно кивнул.
– Извольте, сударь.
– А расскажите мне, любезный, откуда вообще у вас этот панцирь взялся? И прочая китаистика. Что-то не припоминаю я, чтобы в славной стране Канаде так уж популярно было восточное искусство.
– Уважаемый господин полицейский, так не наше это добро. Почитай, что по наследству доставшееся. Мы с Макарушкой, да будет земля ему пухом, сироты бесприютные. Родичи наши – батюшка и матушка – в машинной аварии скончались, когда мы еще несмышленышами были. Так нас добрый Иван сын Петров на ноги поднимал, наукам обучал да взращивал, аки пшеничку свежую. Так вот батюшка приемный великий был охотник до китайских безделушек. Ажно ресторацию в нашем российском поселении открыл. Мы-то с Макарушкой не шибко все эти изыски чужеземные жаловали, а вот иной народ очень радовался, – в очередной раз упомянув безвременно скончавшегося брата, Михаил пустил почти убедительную скупую слезу.
– И что потом? – полюбопытствовала Маргоша. – Ваш воспитатель скончался, а вы – два жадюги – из-за наследства его передрались?
– Нет, нет, дорогая сударыня, благодетель наш, хоть и скорбен телесами, но еще жив и здрав разумом. Так желательно Ивану свет Петровичу было, чтобы мы, как молодые да сильные, во Расеюшку возвернулись да все ценности в музеумы и передали. Заранее их подготовимши да перевод сделамши для панциря бесценного. А мы-то, мы-то… Эх, бес злокозненный попутал…