Серебряная кровь (Хартман) - страница 225

У меня внутри все похолодело. Неужели Джаннула убедила Джозефа напасть на рыцарей и дракомахистов? Было ли это одной из тех вещей, которые она пыталась проделать, пока не сражалась с Абдо в его голове? Маурицио не хотел вдаваться в детали в окружении порфирийцев. Я надеялась, что мне позволят присутствовать при их разговоре с принцем.

Я не раз видела Василикон с фасада, но никогда не пересекала его порога. За украшенной колоннами пронайей – величественным крыльцом – находились тяжелые бронзовые двери, которые вели в просторный зал с окнами в верхней части стен. На потолочной фреске были изображены Справедливость, Торговля и Философия, вкушавшие метафорические сардины на аллегорическом пикнике.

Страж, стоящий у второй пары дверей, пробубнил клятву и заставил нас повторить ее: «Клянусь, что мои губы будут хранить тайну, и вверяю себя Страшной Неизбежности».

Мы зашли в зал, оказавшийся огромным амфитеатром под куполом потолка. Людей было немного; все представители семейств Агогой являлись членами Ассамблеи по праву рождения, но многие из них руководили собственной фирмой или промышленной компанией, а другие получали образование. Лишь старики, лентяи и главы семейств-основателей приходили сюда каждый день; деловых людей привлекали исключительно срочные, неоднозначные дела.

Оказалось, что главы великих домов уединились с Комонотом и Киггзом для переговоров. Морские офицеры подошли к женщине, сидящей на самом верху, и она отправила посыльного в глубь Василикона.

Чтобы скоротать ожидание, мы с Маурицио стали наблюдать за работой Ассамблеи. Шло голосование по петициям фермеров, живших в верховьях Омиги. Каждый член Ассамблеи выходил к центру амфитеатра и бросал камешек в невысокую урну из порфирийского пурпурного мрамора. На скамейке позади урны сидел старичок с тяжелым посохом, который увенчивал наконечник, напоминающий шишку. Когда все проголосовали, он высыпал содержимое урны на колени и, отделив белые камешки от красных, записал результат в толстую книгу.

Посыльный вернулся с запиской, в которой говорилось, что офицеры могут быть свободны, чему они, похоже, очень обрадовались. Женщина, с которой они говорили, провела нас по амфитеатру, а затем свернула в коридор со сводчатым потолком и остановилась перед украшенной выпуклым орнаментом дверью. Там она передала нас стражу; он попросил произнести все ту же клятву, после чего открыл нам дверь. Мы оказались в восьмиугольном дворе, мощенном плиткой и залитым солнцем, и отчаянно заморгали.

Главы великих домов, восемнадцать почтенных женщин и мужчин в струящихся шелковых одеяниях и с золотыми венцами на головах, сидели на бронзовых треногих стульях, расставленных по кругу. Многие держали в руках складные веера. Спикер Милэй сидела ближе всех к двери и сжимала в ладони шишковатый посох. Еще я узнала мать Камбы, Амалию Пэрдиксис Лита. Киггз и Комонот сидели вдали. Рядом с ними я, к своему удивлению, заметила Эскар.