Я закрыла глаза.
– Я стараюсь об этом не думать.
Наступила тишина. Звук его дыхания меня немного успокоил.
– Знаешь, что некоторые теологи говорят об истории, которую я тебе рассказал? О доме, вывернутом наизнанку?
– Ты же сказал, что это языческая легенда.
– Да, но некоторые религиозные мыслители – те, которые мне нравятся больше других, – считают, что наши предки-язычники были мудры и обладали способностью видеть частички истины. Они говорят, что дом Даула – пустота, окруженная вселенским изобилием – это метафора ада. Ад – это пустота.
Я нахмурилась:
– Мой друг, согласно твоей предыдущей аналогии, дом Даула – это мой разум.
Он усмехнулся мне в волосы, явно наслаждаясь моментом. Как же я любила его в это мгновение. Он, как никто, умел пробираться сквозь непонятные теории и упиваться идеями, называя мой разум адом и не обращая на это внимания. Для него не было ничего важнее мысли, и он рассматривал ее под всеми возможными углами.
– Если ад – это пустой дом, то что же тогда, по их мнению, рай? – спросила я, пихнув его локтем.
– Второй дом, вывернутый наизнанку, внутри – точнее, «снаружи» первого, – ответил он. – Стоит пересечь его порог, и сразу поймешь, что весь мир с его чудесами – всего лишь тень, иная разновидность пустоты. В раю все по-другому.
Я не удержалась и фыркнула. Мне хотелось с ним поспорить.
– Возможно, в раю есть еще один вывернутый наизнанку дом, а в нем – еще один, и так далее в бесконечной рекурсии?
Он рассмеялся.
– Я едва могу представить один, – признался он. – В любом случае это просто метафора.
Я улыбнулась в темноте. Мне начинало казаться, что не бывает «простых» метафор: они следовали за мной повсюду, загораясь и исчезая, а потом загораясь снова.
– Я так по тебе скучала, – проговорила я. Меня с головой накрывали чувства. – Я могла бы провести вечность, лежа у тебя на плече и слушая, как ты рассуждаешь обо всем на свете.
Он поцеловал меня в лоб, а потом – в губы. Я ответила на поцелуй с неожиданной для самой себя настойчивостью. Я жаждала его, у меня кружилась от него голова, он наполнял меня светом. Одна рука Люсиана ерошила мне волосы, другая забралась за полу моего дублета и через рубашку дотронулась до моей талии.
Увы, в этом месте я была драконом, покрытым серебряными чешуйками. Его прикосновение заставило меня задуматься, и это было начало конца.
– Киггз! – проговорила я между его поцелуями, но его губы тут же снова нашли мои. Я ничего на свете не хотела так сильно, как забыть о своих обещаниях и утонуть в нем, но я не могла себе этого позволить. – Люсиан, – сказала я решительнее и взяла его лицо в руки.