– Святой небесный дом, – выдохнул он и, открыв бездонные карие глаза, прижался ко мне лбом. Я ощущала тепло его дыхания. – Прости. Я знаю, что нам нельзя…
– Нельзя сейчас, – сказала я, чувствуя, как колотится сердце. – Нельзя, пока мы все не обсудим и не придем к решению.
Киггз обнял меня, как будто хотел успокоить дрожь в моем теле или якорем притянуть к земле. Я зарылась лицом в его плечо. Мне хотелось плакать. Я ощущала ужасную боль, словно человек, страдающий от бессонницы, у которого все тело ломит от желания уснуть.
Незаметно для себя мы оба нашли свою долю сна в объятиях друг друга.
Когда я проснулась, я все еще прижималась щекой к его плечу. Меня разбудили голоса в зале советов и ужасная боль в затекшей шее. Сквозь решетку двери, прикрытую драпировкой, проникал зеленоватый свет. Мы ничего не видели, но прекрасно все слышали. Советники – несколько дюжин министров и знатных горожан – зашли в комнату и расселись по своим местам. Заиграли трубы, призывая всех встать, чтобы поприветствовать королеву.
Киггз пересел с пола на скамейку и оперся локтями о колени, прислушиваясь.
Глиссельда заговорила приглушенным, мягким голосом.
– Благословенная, не могла бы ты, пожалуйста, открыть это заседание молитвой?
Благословенная? Мы с Киггзом переглянулись.
– Сочту за честь, Ваше Величество, – пропел голос-контральто. Это была Джаннула. Киггз вопросительно приподнял брови, и я кивнула. Он беспокойно вздрогнул, как будто сражаясь с желанием тут же положить конец всей этой чепухе с ложной святой. Я дотронулась до предплечья Киггза, чтобы его успокоить. Он положил ладонь на мою руку.
– Внемлите, о прекрасные святые на Небесах, – начала Джаннула, имитируя тяжеловесный религиозный язык. – Взгляните на нас с милосердием. Благословите ваших гореддийских детей и достойных итьясаари, ваших преемников. Даруйте нам силы и храбрость, чтобы сразиться с чудищем, вашим нечестивым противником, и ниспошлите нам смелых союзников в этот час нужды.
Время пришло. Я кивнула Киггзу, и он открыл мне дверь. Я бесшумно выскользнула из-за драпировки и шагнула на возвышение рядом с золотым троном. Джаннула стояла перед королевой. Министры и придворные королевского совета склонили головы в молитве, так же как и дюжина итьясаари по левую сторону от прохода. Никто меня не заметил.
Я бросила взгляд на трон. Потом посмотрела еще раз и наконец уставилась во все глаза. Глиссельду было не узнать. Ее голову венчала настоящая корона, а не привычная диадема. Бледные руки сжимали державу и скипетр – королевские регалии, которые даже ее бабушка редко доставала из хранилища, считая непозволительным бахвальством. На королеве Глиссельде была жесткая золотая мантия, отороченная мехом горностая, колючий кружевной воротник и золотое шелковое платье с золотой же вышивкой. Светлые завитки ее волос словно выточили из камня, а ее лицо, которое всегда было бледным, стало еще белее из-за слоя косметики. Губы Глиссельды казались ярким гранатовым пятном.