гой Егор рассказывает мне о том, что Ксюхина бабушка все ещё в Москве. Шарль улетел — у него дела, а она осталась. Сказала: «Пока Аню не найдете, буду вам лично мозги компостировать и на совесть давить». Федя уже не в больнице, а дома. Сильно хромает и ходит пока что опираясь на палочку.
— Хорошо хоть нога левая. Машину водить может без проблем. Коробка-то, слава богу, автоматическая…
Еще сообщает, что моя «сумасшедшая мамаша» (так и говорит) всех затерроризировала настолько, что люди вздрагивают, когда звонит телефон.
— Ты ее, Ань, уйми. Ты к ней привычная, а нормальные люди в депрессию впадают.
Я может тоже впадаю, да только кого это интересует? В аэропорту на парковке нас ждет его машина, так что через час я уже оказываюсь возле своего дома. Прощаемся. Он уезжает, и только тут я соображаю, что забыла спросить у него Федин телефон. Мой-то мобильник пропал вместе с сумочкой. А с ним — и все номера канули в лету…
Может мама даст мне немного денег, чтобы я могла купить себе какой-нибудь дешевый аппарат? Симку-то мне бесплатно новую выдадут, но ее ведь еще куда-то вставить надо…
Мама то плачет, то смеется, то принимается поить меня чаем по двадцатому разу. Потом вдруг спохватывается:
— Ты же устала, наверно, очень…
Да, правда, чувствую себя совершенно разбитой. Но прежде чем забраться в свою такую уютную, такую привычную, такую родную кровать, все-таки заставляю себя сходить в ванну.
Смыть с себя все — подвал, читинскую больницу и читинскую же парикмахерскую, самолет и мамины слезы.
* * *
Утром встаю по будильнику. Надо на работу, но как представлю себе, во что превратится мой первый рабочий день, так тошно становится. Работа института просто встанет! Каждый придет ко мне, чтобы задать одни и те же вопросы. Но что делать? Вариантов-то нет… Хорошо, хоть во втором моем институте студенты уже на каникулы разбежались. Теперь мне там до сентября по идее можно не появляться.
Беру у мамы в долг на телефон. В обеденный перерыв схожу куплю себе аппарат и получу новую симку. Но едва появляюсь в институте, как мне на рабочий номер звонит следователь.
Вежливо, но очень настойчиво он вызывает меня на допрос — мол, начальник ваш уже в курсе, согласие дал.
Приезжаю. Заново пересказываю все то, что уже имела честь сообщить господам полицейским в Чите. Как-то между делом узнаю, что мой сводный брат Гюнтер Унгерн покончил с собой. Прислушиваюсь к себе, пытаясь почувствовать в связи с этим хоть что-то, но нет — ничего. Странно, но из всей троицы моих похитителей в живых теперь остался только молчаливый Фонарь. Правду говорят — молчание золото… Хотя ведь есть еще Павел. Тот самый человек, которому я собиралась мстить даже с того света. Спрашиваю о нем. Мой визави кивает и принимается листать толстенное дело, что лежит перед ним.