Что немцу хорошо, то русскому смерть (Стрельникова) - страница 83

Если оно такое уже сейчас, когда все только началось, каким же оно станет после окончания следствия?

Из подколотого файла следователь достает фотографию.

— Он?

Киваю. Хотя тут Павел много моложе, узнать его не трудно — то же улыбчивое и открытое лицо. На голове краповый берет.

— Павел Михайлович Коротченко. Бывший спецназовец. Вышел в отставку по состоянию здоровья. Хотя на самом деле турнули, просто решили это сделать по-тихому, не вынося сор из избы. Зато права ношения крапового берета лишили…

Вот как. То-то он так взбеленился, когда я его про такую перспективу спрашивать стала.

— Ну что ещё о нем? Ищем. В федеральный розыск объявлен.

На выходе из полицейского участка (или все-таки отделения?) вижу картину, к которой мне, по всей видимости, уже пора начать привыкать: все та же девица, на этот раз одетая в полицейскую форму, которая обтягивает ее совсем не по-уставному, обнимает моего Федю. За член она его, правда, не хватает, вокруг слишком людно, зато целует с увлечением. И не могу сказать, что он этим фактом сильно возмущен! Однако я уже так давно хотела его увидеть, что даже висящая у него на шее дама не может мне испортить момент встречи.

Подхожу и решительно дергаю его за рукав. Оборачивается. И тут же, в одно мгновение, разом делается густо-малиновым. Даже не предполагала, что взрослые мужики способны так краснеть.

— Ань, я…

Девица меряет меня ироничным, самоуверенным взглядом и, чмокнув Федьку на прощание в щеку, идет прочь. При этом походка ее такова, что какой-то мужичок, заглядевшись, спотыкается и чуть не падает.

— Ань…

Поворачиваюсь к этому коту блудливому (предупреждали ведь меня, что гуляет он исключительно сам по себе!), вынимаю из сумки носовой платок, решительно вытираю ему физиономию, перепачканную красной вампирской помадой «прицесски», а потом целую его сама. Всерьез, без шуток. А что такое? Если всем остальным можно, почему же мне одной нельзя?

По-моему у него шок. Стоит прямой и деревянный, как палка, на которую опирается. Отстраняюсь. Повторяю свой маневр с платком. Ну вот! Теперь готов к следующему использованию.

ПрЭлЭстно. Разворачиваюсь и ухожу.

— Ань!

Торопливо хромает следом.

— Ань, погоди. Постой, пожалуйста. Ань!

Но я только ускоряю шаги, а потом и вовсе запрыгиваю в троллейбус. Он остается стоять на тротуаре. Растерянный и одинокий. Ну и черт с ним! Из-за него вот теперь еду неизвестно куда. Даже на номер этого проклятого троллейбуса и то не взглянула!

В итоге телефон себе так и не покупаю. И пусть! Мама, если захочет, вполне может мне на работу позвонить. А никто другой зато меня тревожить не станет. То есть это я так думаю. На деле же все заканчивается тем, что на следующий же день на выходе с работы попадаю в теплые, но непримиримые объятия Ксении. Я и забыла, что она звонить не любит, зато приехать и подкараулить для нее — раз плюнуть.