- Носить зло в душе и причинять зло - это разные вещи. Думать про плохое и делать плохое - не одно и то же. И если человек творит насилие другим, то он должен быть готов принять насилие к себе. С разбойниками всё ясно: они творят зло и прячутся от наказания, зная, что рано или поздно всё-таки будут наказаны...
- То есть, они зло, они творят насилие, они заслуживают наказания, но ты всё равно за них?
- Они, творя зло, часто поражают гораздо худшее зло. Чем нобиль, уводящий из-под венца невесту по праву первой ночи, лучше того насильника, что лишил бы её девственности, ворвавшись в дом? Чем нобиль, не делающий ничего, но, почему-то, считающийся собственником земли, на которой трудятся вилланы, и который забирает у людей честно заработанные продукты и деньги, не давая ничего взамен, лучше грабителя? Нет, он хуже. Потому, что от разбойника можно защищаться, а от нобиля - нет, потому, как он - закон. Чем же хорош такой закон, что выгораживает худших насильников и грабителей? А разбойники, нарушая такой закон, грабя и убивая нобилей, заставляют тех считаться с тем, что есть и ещё кто-то кроме них. Иначе нас бы совсем превратили в бессловесный скот.
- Ну да, разбойники, как движущая сила социального прогресса...
- Я опять не понимаю тебя.
- Да это я так... Ну, хрен с ними, разбойниками. Но, вроде, никаких таких ужасов нобильских в Фиренце не наблюдается? - я вдруг вспомнил крик Пеппины: "Будет он меня ещё нобилями пугать! И где - в Фиренце!"
- Нет. Тут давно не было такого засилья нобилей. Но теперь они вернулись.
- Кто? Нобили? Что ты имеешь ввиду?
- Ты не знал? Гибеллины это и есть нобили. Среди гвельфов их тоже немало, но всё же там главные не они, а деньги.
- С этого момента подробнее, пожалуйста. Что за деньги?
- Большие деньги. Все банкиры, торговцы и цеховики - гвельфы.
- Хреново дело.
- Почему?
- Потому, Маш, что твоя теория с разбойниками - это детский лепет. А вот деньги... Наш мир устроен так, что всегда и везде побеждают деньги. Исключений не бывает. А хреново потому, что я, оказывается, за плохих парней играю, которым скоро крышка. Можно даже не трепыхаться. Постой, а ты, получается за гвельфов?
- Нет. Менялы, старшины цехов, главы кланов... все они только и думают, как обманом нажить больше денег, но никто из них даже и не помышляет заработать честным трудом. Но ещё хуже то, что гвельфы - это Церковь.
- И?
- Среди священников есть много хороших людей, и не важно, что, узнав, кто я, они бы сразу отправили меня на костёр. Вера у них такая. И они искренне хотят сделать людей лучше. Только вот такой священник никогда не станет не только кардиналом или хотя бы епископом, но даже и аббатом, не говоря уже о престоле Святого Петра. Там давно уже не в чести благочестие. Наверху Церкви - те же нобили, только называющиеся по-другому. Они ещё хуже. Нобили назвали свои прихоти правом, обман - законом, грабёж - налогом и пошлинами. Череду предков, убийц и развратников, они назвали родом, а потомственное чванливое бездельничанье за счёт других - благородством. Но они хотя бы не идут учить людей, как тем жить. Церковники же, запуская руку в кошель кузнеца, ткача или пахаря, называют это податями и десятиной, вещают о том, как они всех любят и учат смирению и воздержанию, призывают как можно более уподобляться Господу. Но разве эти десятины идут на благие дела, а не на их дворцы и расшитые золотом наряды? Разве, призывая к воздержанию, они сами не тучны, словно раскормленные боровы? Разве, уча смирению, не они первые, впадая в грех гордыни, присваивают себе право наставлять, осуждать, и карать других? Разве не они, наставляя паству о нравственности, совращают прихожанок и содомируют молодых послушников? Разве, везде проповедуя о чистоте душевной, не они первые ложью, подкупом а то и телом своим получают церковные должности? Разве это не запрещено в той Святой Книге, которой они клянутся? Ради чего же они это делают? Неужто чтобы приблизиться к Господу?