Зазвучали все деревья,
Птичьи гнезда зазвенели.
Кто веселый капельмейстер
В молодой лесной капелле?
То, быть может, серый чибис,
Что стоит, кивая гордо?
Иль педант, что там кукует
Так размеренно и твердо?
Или аист, что серьезно,
С важным видом дирижера,
Отбивает такт ногою
В песне радостного хора?
Нет, во мне самом укрылся
Капельмейстер окрыленный,
Он в груди стучит, ликуя, —
То амур неугомонный.
Скажи, кто придумал времени счет,
Открыл и минуту, и месяц, и год?
То хмурый был, зябкий чудак, — за столом
Сидел он в зимние ночи с пером,
Считал — и слушал, как мыши пищали
Да как светлячки монотонно трещали.
Скажи, кто открыл поцелуям счет?
Блаженный, влюбленный, смеющийся рот.
И он не раздумывал, — он целовал,
Кругом волшебный май ликовал,
Цветы расцветали, луга зеленели,
Сияло солнце, и птицы пели.
«Лунным светом пьяны липы,
Дремлет воздух благовонный,
Звоном трелей ночь наполнив,
Соловей поет влюбленный.
Милый! Как приятно летом
Посидеть под липой темной,
Где лишь месяц робким светом
Золотит приют укромный.
Листик липы — точно сердце,
Оттого сердцам влюбленных
Любо теплой летней ночью
Отдохнуть меж лип зеленых.
Но, затерян в смутных грезах,
Ты глядишь с улыбкой странной.
О, каким желаньям сердца
Ты внимаешь, мой желанный?»
Я скажу тебе охотно,
Я б хотел, моя подруга,
Чтоб холодным снегом землю
Занесла седая вьюга
И чтоб мы, под ярким солнцем,
На санях, покрытых мехом,
Полетели по равнинам
С пеньем, гиканьем и смехом.
Бродят звезды-златоножки,
Чуть дыша, скользят вдали,
Чтоб ничем не потревожить
Сон полуночный земли.
Лес притих и чутко внемлет,
Что ни листик — то ушко!
Холм уснул и, будто руку,
Тень откинул далеко.
Тсс… Какой-то звук!.. И эхо
Отдалось в душе моей.
Был ли то любимой голос,
Или только соловей?
Я вновь мучительно оторван
От сердца горячо любимой.
Я вновь мучительно оторван, —
О, жизни бег неумолимый!
Грохочет мост, гремит карета,
Внизу поток шумит незримый.
Оторван вновь от счастья, света,