Лирика и сатира (Гейне) - страница 19

На первую страницу
Когда к ним долго не, летит.
Лишь на небе вовеки
Блаженны человеки,
А здесь на земле все грех да беда,
И кислые вишни, и горе всегда.

МИХЕЛЬ ПОСЛЕ МАРТА[29]

Немецкий Михель был с давних пор
Байбак, не склонный к проказам,
Но Март и в нем разжег задор:
Он стал выказывать разум.
Каких он чувств явил порыв,
Наш белокурый приятель!
Кричал, приличия забыв,
Что каждый князь — предатель.
И музыку волшебных саг
Уже я слышал всюду.
Я, как глупец, попал впросак,
Почти поверив чуду.
Но ожил старый сброд, а с ним
И старонемецкие флаги.
Пред черно-красно-золотым
Умолкли волшебные саги.
Я знал эти краски, я видел не раз
Предвестья подобного рода.
Я угадал твой смертный час,
Немецкая свобода!
Я видел героев минувших лет,
Арндта и дядю Яна[30].
Они из могил выходили на свет,
Чтоб драться за кайзера рьяно.
Я увидал всех буршей[31] вновь,
Безусых любителей рома,
Готовых, чтоб кайзер узнал их любовь,
Пойти на все, до погрома.
Попы, дипломаты (всякий хлам),
Адепты[32] римского права, —
Творила единенья храм
Преступная орава.
А Михель пустил и свист и храп
И скоро, с блаженной харей,
Опять проснулся, как преданный раб
Тридцати четырех государей[33].

ПОСРЕДНИЧЕСТВО

Твой дух силен, ты сжал кулак —
Все это так:
Хоть пыл хорош, но помни все же,
Что рассудительность дороже.
Не за права людей в поход
Наш враг идет.
Но у него есть много пушек,
И ружей, и других игрушек.
Возьми свое ружье, стрелок,
Взведи курок —
И целься! Вражья кровь прольется,
И сердце радостью забьется.

ПОДКИДЫШ[34]

Ребенок с тыквой на месте башки.
Огромный желудок, но слабы кишки;
Коса и рыжий ус. Ручонки,
Как ноги паучьи, цепки и тонки.
Это чудовище некий капрал[35],
Который наше дитя украл,
Подкинул нам в колыбель когда-то.
Плод необузданной лжи и разврата,
Был старым скотоложцем он
Во блуде с паршивою сукой рожден.
Надеюсь, его называть вам не надо, —
В костер или в омут проклятого гада!

1649 — 1793 — ???[36]

Меж цареубийц, — что ни говори ты, —
Всех неотесанней были бритты:
Без сна всю ночь их Карл провел,
Пред казнью запертый в Уайтхолл[37].
Он слышал, как чернь внизу ревет,
Как там сколачивают эшафот.
Французы немногим учтивее были:
Луи Капета[38] в пролетке тряской
На лобное место они проводили,
Не обеспечив приличной коляской —
Как полагалось этикетом —
Его величество при этом.
Но хуже пришлось Марии-Антуанетте:
Ее свезли на кабриолете;
Ни камергера, ни статс-дам, —
Лишь санкюлот[39] сидел с ней там.
Капетова вдовушка тут уж, пожалуй,
Отвислую габсбургскую губку поджала.
Французам и бриттам такт не сродни
По самой природе; тактичны одни
Немцы. Немец — он не теряет такта,
Хотя б и в террористических актах.
Следующая страница