– Ну вот что, Дмитрий Антонович, – вдруг устало проговорила Маргарита Ефимовна. – У меня борщ на маленьком огоньке. Или ты сейчас уходишь со мной, или остаёшься здесь – учить английский. Навсегда. Хотя, может, у Киры Карловны другие жизненные планы…
– Нет, почему же? – с нескрываемым торжеством ответила та. – Я Дмитрия Антоновича приму!
И тут меня как ударило – сильнее, чем зонтиком. Что значит – «приму»? Я, собственно, кто такой есть – парализованный родственник или груз, отправленный малой скоростью? Я, можно сказать, ниспровергатель устоев, гроза застойного кинематографа, советский Феллини… Она меня примет! Обхохочешься! И вот что непонятно: образованная Кира, потомица двух знатных родов, получившая прекрасное домашнее воспитание, окончившая МГУ, стажировавшаяся в Оксфорде… Утончённая Кира, которая всегда говорила так, словно с листа переводила викторианскую прозу… Хитроумная Кира, выучившая наизусть мировой бестселлер «Как найти своего мужчину, завоевать его и привязать к себе морским узлом?»… И вот те нате: какое-то нелепое, бабье «приму»! Да что я, погорелец, в конце-то концов?! Инвалид на транспорте? Не надо меня принимать! Не надо! Тоже мне – странноприимница нашлась! Вот какой разрушительной мощью обладает неверное слово! Динамит судьбы! Тротил! Одна нелепая фраза: трах-бах – и жизнь летит в другую сторону!
– Спасибо за приём, Кира Карловна! – сказал я, допил малагу и встал.
– А что случилось? – спросила она, бледнея.
– Всё отлично!
– Но почему-у-у?
– Учите русский язык!
С тех пор мы больше никогда не виделись. Слышал только, что бедняжка страшно переживала, болела, ходила по врачам и через год вышла замуж за психиатра. Её супруг некоторое время спустя поехал с друзьями на охоту и не вернулся: к ней или вообще – неизвестно. Теперь вам всё понятно, коллега?
– Что именно?
– Вдумайтесь! Провидение целенаправленно расстроило наш брак с Кирой. Почему?
– Почему?
– А потому, что над её родом тяготело проклятие. Не знаю, кто уж там больше насвинячил – дедушкины или бабушкины предки, но кармическая кара неизменно настигала Киру, унося в неведомое близких ей мужчин. Однако на вашего покорного слугу у Провидения имелись особые виды, от меня ждали чего-то большего, нежели тихо проживать большевистский антиквариат, утешать чересчур ёмкую женственность Киры и однажды не вернуться с рыбалки.
– Какие же такие виды? – улыбнувшись, полюбопытствовал Кокотов.
– Ирония, как справедливо заметил Сен-Жон Перс, – последнее прибежище неудачника. Вам ясно?
– Не совсем…
– Что не ясно?
– Как там у вас потом было… с Маргаритой Ефимовной?