Скорбные новости, повествующие о бесконечных этапах развития катастрофы, мерцали и вспыхивали во влажном воздухе гостиной Клео, глядевшей в окно – на черный прямоугольник горячей тьмы. До нее доносился теплый запах пены высокого прилива. Шторы с тем же успехом можно было счесть вырезанными из мрамора. В бухте не было ветра – даже самого слабого. Всюду, внутри комнаты и вовне, царила тишина.
Пожилым людям, таким как Клео, медики рекомендовали не выходить на улицу и соблюдать покой даже ночью. В такие жаркие дни их тела не успевали остыть. Уже три месяца жара в Европе собирала свою жатву среди стариков. И так каждый год на всем континенте и окружающих его островах. Однако то, что она обнаружила в нескольких милях от собственного дома, имело существенно большее значение, чем все, о чем упоминалось в новостях.
Женщины из ее семьи, видные ученые и экологи, чьи фотографии выстроились рядком на ее серванте, верили в то, что осквернение планеты бездумным ростом населения пробудили нечто настолько великое, что для него у нас даже не было меры. Сама ненасытность рода людского бросала природе вызов, сильнейший после массового вымирания на границе мелового и третичного периодов, происшедшего шестьдесят пять миллионов лет назад. Жизнь не может быть тихой и пассивной; хищник всегда услышит писк взывающего о помощи младенца.
Клео понимала, что мир не может более оставаться прежним. Не может – после того как огромные поля вечной мерзлоты на Аляске, в Сибири и Канаде разом выпустили в воздух свой ужасный и давно сдерживавшийся выдох. Высвободившегося количества метана и двуокиси углерода было достаточно для того, чтобы аннулировать и превзойти все намеченные меры по ослаблению оранжерейного эффекта. Леса и океаны поглощали теперь много меньше углекислого газа. Контуры обратной связи превратились в удавку, накинутую на горло человечества.
Средняя температура на планете возросла на три градуса по сравнению с 1990 годом. В высоких широтах рост ее составил целых пять градусов. И девять миллиардов пар ладоней начали теребить тонкую проволоку, начавшую стискивать их горла, причем некоторые с большим отчаянием, чем остальные. Иногда в дневной дремоте Клео как бы ощущала, как бьются в пыли девять миллиардов пар ног, по мере того как натягивается удавка.
Субтропики и средние широты почти забыли про дожди. Великое столкновение полярных холодов и экваториальной жары, происходящее высоко в небе над необъятными просторами бурных и теплых вод, словно те же самые беженцы, удалилось от утомленной земли. Усталые, распространяющиеся, извивающиеся потоки ветров отступили к высоким широтам и далеким полюсам… некогда реявшие высоко распределители воздушных масс унесли с собой драгоценную прохладу и вожделенный дождь – так, как если бы забирали с собой все, что можно было извлечь из этого тепла. Пресная вода и питающие жизнь покровы мягкого, золотого тепла исчезали вместе с уходящими в забвение климатами, дававшими жизнь столь многим.