Ни для кого не было большим секретом, что полковник стал изгоем в своей стране, которой служил верой и правдой всю жизнь, но это американцев не смущало, скорее, наоборот. Его репутация храброго путешественника, привыкшего бестрепетно смотреть смерти в лицо, и при этом, не корчившего из себя героя, пришлась им тем более по душе. Американцы любят повторять, что сделали себя сами, дух отважных пионеров, освоивших бескрайние прерии, по-прежнему силен в них. Короче, сэра Перси без колебаний приняли за своего. Прямодушие полковника, его чисто солдатская прямота, опять же импонировали американской публике. Наконец, читательская аудитория заждалась романтических историй о далеких странствиях в экзотические края, тут давала себя знать общая утомленность сводками с европейского ТВД, ведь пушки на фронтах Мировой войны онемели сравнительно недавно. Публика остро нуждалась в жизнеутверждающей сказке со счастливым концом. Так что газетчики питали в отношении сэра Перси определенные надежды, связанные, главным образом, с увеличением тиражей. В одиночку сэр Перси бы этого не потянул, а вот, объединив усилия с Вывихом… Подобный тандем, пара столь ярких личностей, первооткрыватель бразильской Атлантиды и мистик, разыскивавший в Тибете Шамбалу… О, это была гремучая смесь…
* * *
Противный дождь, зачастивший с утра, слегка подпортил встречу. Да и путешественники были явно утомлены долгой дорогой, их усталые лица зафиксировали объективы трех десятков фотоаппаратов и, как минимум, две кинокамеры. Примета времени — картинка новостного ряда потихоньку утрачивала былую статичность.
У сходней, отгородившись от ненастного неба черными зонтами, раскрытыми рослыми телохранителями, появления Гуру дожидался Луис Торч. Миллионера сопровождали симпатичная секретарша и смуглый коротышка средних лет, в очках с такими толстенными линзами, какими в солнечную погоду можно за минуту распалить костер. По случаю торжественной встречи, Торч вырядился в дорогой смокинг. Держа шляпу-цилиндр в левой руке, он в нетерпении похлопывал по обшлагу наброшенного на плечи дождевика изящной тростью с рукояткой из слоновой кости. Рядом с боссом коротышка, чей наряд составляла унылая пиджачная пара, смотрелся бухгалтером чистой воды, прихваченным Торчем вместо арифмометра.
Оркестр грянул туш, раздались бурные аплодисменты. На палубе показался Вывих, он был в темно-красном тибетском донгаке — жилете без рукавов, но с наплечниками, вышитыми по китайскому обычаю нарядной тесьмой. Окинув пронзительным взглядом пирс, где столпилась публика, Гуру вскинул руку в приветствии. Глаза учителя немножко слезились, похоже, он был тронут числом людей. Или во всем был виноват дождь, обрушившийся на Нью-Йорк тугими струями. Придерживая края бурой накидки зэн, обычной для тибетских лам, Вывих принялся осторожно спускаться по сходням. Уже почти преодолев трап, все же неловко наступил на одну из пол своего экзотического одеяния, потерял равновесие и полетел носом вперед. К счастью, мистер Торч, уже шагавший навстречу учителю, подхватил его и порывисто сжал в объятиях.