. А как только гонцы удалятся на безопасное расстояние, откуда не будут ничего видеть и слышать, и появится информация, что они не вернутся, городские ворота наглухо закроются, чтобы больше никого не выпустить. Выставятся посты и в проломах городских стен, чтобы и там никто не сумел проскользнуть ни внутрь, ни наружу. А городская стража вместе с воеводой Зайцем проводит новгородскую дружину к терему хана Полея. Сотники Русалко и Бобрыня гарантировали, что их вои будут готовы к атаке на терем, и авторитетом хозар не смутятся. И более серьезных авторитетов, бывало, бивали. Все новгородцы, в отличие от местной дружины, не испытали горечь тяжелого поражения и унижения, что может сломить воинский дух, прошли множество сеч и сражений, не теряются в сложной обстановке, и не дрогнут даже тогда, когда угроза нависнет над ними.
Ситуацию улучшало то, что хан Полей боялся жить в деревянном городе, имеющим склонность к пожарам. Он даже слышал, что Муром несколько раз выгорал почти полностью. И потому купил два соседних двора вместе с домами, дома снес, а свой двор расширил так, чтобы огонь, в случае городского пожара, до его дома не добрался. Но это же давало гарантию того, что, в случае пожара в доме хана, огонь не распространится на город. Эти обстоятельства рассказал опытный воевода Заяц, давно уже, неизвестно – с согласия князя или без оного, продумывавший возможность атаки на Полея и его людей.
– Хозарские вои живут в отдельной казарме, чуть в стороне от ханского терема, – продолжил воевода Заяц рассказ о том, как устроена система обороны места ханского проживания. – Там два длинных пристроя – казарма и конюшня. Конюшня чуть в стороне. Будет гореть казарма, огонь на конюшню не перекинется. Потому коней надо постараться захватить для нашей дружины. Территория двора охраняется. По всему периметру дворового забора с внутренней стороны ездят конные разъезды. Забор обычный – остроконечный тын на голову, иногда даже на две головы выше человеческого роста.
– То есть, с седла весь двор все равно просматривается? – уточнил сотник Русалко.
– С седла – да. И не только с седла. Даже с улицы, что на холм восходит. Там расстояние – семьдесят саженей[63]. Я специально посылал людей незаметно измерить.
– Вот это хорошо. Это важно, – оценил слова воеводы сотник Русалко. – C такой дистанции мои стрельцы не промахиваются.
– Но, если мимо забора едешь группой, конные разъезды поднимают луки со стрелами, угрожают, хотя не стреляют. Просто провожают на прицеле. На ночь выставляется по три разъезда. В каждом по три человека. Караул у ворот – по десять воев в ночной смене, и по пять в дневной. Заступают на всю ночь. Только друг друга сменяют. На улице рядом с воротами ставится рогатка – перегораживает проезд от главных городских ворот к княжескому терему. Кто едет, того перехватывает стража у ворот, допрашивает. Если есть подозрения, даже ночью ведут к хану. Он всегда ложится под утро, и спит до полудня.