Так и стояли, дожидаясь парома.
– Как Вандал перенес гибель Веданы? – поинтересовался Дражко у боярина. – Тебе ничего не передавали?
– Передавали. Говорят, сильно переживал. Но хоронить ее не пошел. Наверное, плохо себя чувствовал.
– В море сжигали?
Обычно подобная церемония выглядит очень печально и торжественно. Для сжигания человека вместе с лодкой выбиралось всегда только вечернее время. Вместе с погребальной лодкой на воду спускались и другие, которые уважительно сопровождали погребальную, и не возвращались в порт, пока та лодка не сгорит окончательно, и море не поглотит в своем необъятном чреве останки и человека, и лодки.
– Да. Так обычно с кормчими поступают. Ведана же была кормчим. Лодку загружают хворостом, поливают земляной смолой[53], в центр ставят носилки, поджигают, и толкают лодку подальше от берега. Чем дальше уплывет, тем лучше, считается, убитого примет море. Ведана уплыла далеко. Дальше, чем обычно уплывают такие лодки.
– А ее мать? – вспомнил вдруг Дражко.
– Она была сотником в моей дружине. И давно уже погибла. Ее вознесли, как воя, на костер на земле. Вандал разрешил сжечь ее в кольчуге, как мужчину.
– Так кто был отцом Веданы? Все говорят, что сам верховный волхв.
– Люди любят поговорить о том, чего не знают. Ведана считала, что не знает своего отца, хотя мечтала с ним встретиться. Только он сам не знал, что это его дочь, и много раз грозился покарать Ведану. Как после смерти отца многажды грозился точно так же его признанный сын, ее брат, который тоже о родстве не знает. Из тех, кто это знал имя отца, остались только я и Вандал. Он воспитывал Ведану, как дочь. Оттого, наверное, и разговоры пошли. Она сама много раз его об этом спрашивала, и он честно говорил ей, что он только воспитатель.
– Он воспитал жесткого и безжалостного воя, но не молодую женщину, – оценил Дражко заботу волхва-воспитателя.
– Как умел, так и воспитывал. Ведана стала повторением своей матери, когда та была молодой и свободной. Это потом она изменилась, после того, как Вандал выкупил ее из данского плена. Стала тихой и замкнутой. Даже злой. Настрадалась. Но могу тебе, княже, одно сказать – Ведана была совсем не таким страшным зверем, как о ней рассказывают. Характером, конечно, в молодую мать пошла – вспыльчивая, и, чуть что, сразу за меч хваталась. А отвагой в отца. Ее отец, как говорили, страха не ведал ни в какой сече, и тем прославился. Сын его не такой. Сына я лучше знаю – он более коварный и злой, чем отважный, хотя трусом его тоже не назовешь. А Ведана отвагой в отца пошла. И в мать. Так, во время датского похода, когда она в глубину датской территории углубилась, осталась с тремя сотнями в поле. Всего у нее было, кстати, только семь сотен. Но четыре сотни пошли другой дорогой. А с берега, из города, встретить наших руян, вышло две тысячи конных данов. Вои Веданы были на уставших конях, вооружены, как моряки, без тяжелых доспехов. Только бежать и смогли бы. Тяжелая конница даже за уставшими конями не смогла бы угнаться. А Ведана повела свои сотни в атаку. Даны все видели, и решили, что это только авангард большой армии, и сами бросились в бегство. А потом и прибрежный город сдали на милость победителей. Ведана пообещала запретить грабеж, если город откупится. Они откупились, и она увела свои сотни. Даны до сих пор считают, что она тогда привела целую армию. И на всю эту армию выплачивали отступные. Как она запросила. На шесть тысяч воев. Вот такая она была…