– Кого искал? – я осмотрел потных, улыбающихся девушек и вдруг мне в голову стукнуло – Да не может быть! Ты что, хочешь…
– Да, да! – перебил меня Кубрик, яростно всплеснув руками – Посмотри на них! Это же твои типажи! Ты как будто нарочно писал под них! Одна – Сандра! Другая…
– Я понял! – перебил теперь уже я и про себя обратился к тому, кто все это устроил: «Бог ты, или Аллах, или Всемирный Банк Информации – не знаю, как тебя звать, ты чего творишь?! Шутки у тебя еще… те!» И мне вдруг послышался где-то далеко-далеко громовой издевательский хохот. Понимаю, чего уж там… сам умею шутить! Только возможностей шутить по-крупному у меня не в пример меньше.
– Потом поговорим – кивнул я, и обращаясь к ничего не понимавшим, но прислушивавшимся к разговору девушкам, предложил – Девчонки, мы тут сейчас с парнями немного поскачем по рингу, если хотите – оставайтесь. Будете сторонними зрителями. А не хотите – идите мыться и приготовьте нам что-нибудь перекусить – бутерброды, кофе-чай.
«Девчонки» тут же объявили, что на приготовление кофе-чая у них уйдет максимум пятнадцать минут, и что выгнать их из зала я смогу только если они будут в бессознательном состоянии. То есть – вынести. Потому я махнул рукой и предложил моим гостям:
– Выбирайте тренировочную одежду по размеру – переодеться можете вон там, за ширмой.
Я поставил ширму специально для тех случаев, когда ко мне в зал придут чужие люди – например, те же полицейские. Конечно копы народ совершенно не стеснительный – в общей своей массе, но мало ли как оно бывает… может кто-то и застесняется снять штаны при своих товарищах. У всех свои причуды. Например, я некогда с определенным недоверием узнал, что ежели с чеченца прилюдно снять штаны и оголить задницу – он пойдет, и повесится. Но прежде скорее всего попытается застрелить обидчика. Это такая обида, которую нельзя смыть даже кровью. Уж не знаю, правда это или нет – само собой, проверить такое не довелось (этого мне еще не хватало – заголять «духов» на базарной площади), но судя по всему, что я видел в Чечне – вполне может соответствовать действительности.
Кстати сказать, я никогда не испытывал эдакой шипучей ненависти к чеченцам. Именно чеченцам, а не чеченам – они ужасно не любят, когда их называют чеченами. Как в лермонтовской «Колыбельной»: «По камням струится Терек, Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал;» Так вот: я их убивал, они убивали меня. Была война. Я уважаю сильных бойцов, они уважают сильных бойцов, а когда все закончилось, я не стал ненавидеть чеченцев, как народ. Все-таки советский человек, чего уж тут поделаешь. Полезут на меня – убью. Будут дружиться, если человек хороший – почему бы и нет, подружимся. Вот только нож буду держать наготове… так, на всякий случай. Уж больно они непредсказуемы – как медведь, который сейчас лижет тебя в щеку от большой и неизбывной любви, а через минуту откусывает твою руку, которой ты протянул ему лакомство.