— Нет. Уйди. Мне будет неловко.
— Я тут недалеко, в коридоре постою. Ладно? Ты только позови, и я уже буду тут.
— Иди, иди, — Ана решительно вытолкала спотыкающегося Эристора за дверь.
Потом туда же был отправлен Волк.
— Ну вот, теперь можно и за дело браться.
— Ана! Я умираю! — извиваясь, кричала Тир.
— Не умираешь, а рожаешь. Это тебе, конечно, не мечом махать, но и ничего хитрого тоже нет. Сейчас управимся, вот увидишь, моя милая.
Она поудобнее уложила Тир, задрала на ней ночную рубаху и деловито уставилась в то место, через которое прошел раз в жизни каждый, рожденный женщиной. Тир метнула на нее быстрый отрешенный взгляд и вновь уставилась куда-то перед собой, судорожно дыша приоткрытым ртом… Накатила новая схватка, и она, откинув голову, застонала.
— Кричи, кричи. Мне всегда от этого легче становилось.
— О Ана! Как можно после этого решиться на следующие роды? Я больше никогда, ни за что! Близко к себе не подпущу мерзавца! Если этот сукин сын только сунется ко мне, отрежу все к черту! О! Ни за что! Никогда! И что я была за дура?
Ана только посмеивалась. Потом в очередной раз приложив руку к животу, посерьезнела:
— Хватит глупости болтать. Пора работать. Как скажу, будешь тужиться изо всех сил. Ну! Тужься! Еще, еще! Хорошо. Молодец. Теперь отдохни немножко. Вот так. Ну, опять! Тужься! Давай, девочка моя. Еще немножко потерпи!
Тир совершенно не соображала, сколько прошло времени — день, час или несколько минут. В голове кружилось, перед глазами плыли красные круги от отчаянных попыток вытолкнуть из себя плод.
— Мамочка! — взмолилась она вновь, от кончиков пальцев до макушки пронзенная схваткой, напрягая все силы, и вдруг в наступившей после ее истошного вопля тишине раздались совсем другие звуки.
Тир не сразу поняла, что это заплакал ребенок. Ее ребенок. Ее мальчик.
— Чудесная здоровенькая девочка, — возвестила Ана и, обтерев малышку теплой водой, бережно завернула в подогретые у камина пеленки.
— Как девочка? — слабо возразила Тир.
— Моя дочь! — ликующий возглас донесся через щель в приоткрытой двери.
Раздалась какая-то возня, и в ту же секунду счастливый отец, выдравшись из лап Эрика, который удерживал его все это время от попыток ворваться к роженице, влетел в комнату и упал на колени перед кроватью.
— Я же говорил, что дочь, — смаргивая откуда-то взявшиеся слезы, проговорил Эристор и бережно, словно она была из стекла, поцеловал руку Тир.
— Но в следующий раз…
— Ты же говорила, что теперь скорее кастрируешь его, чем подпустишь к себе, — подколола Ана.
— Она так сказала? — забеспокоился Эристор.