Моряк внимательней посмотрел на Михаила, разглядев в нем человека непролетарского вида.
– А что же ты… не на пароходе?
– Да вот., родителей жду. Они выправляют документы, – Михаил улыбнулся и развел руки в стороны, объясняя этим, что «выправление документов» оказалось бессмысленным.
– Эка! – улыбнулся и моряк, которому Михаил явно понравился. – А чего драпаешь? В туретчину-то, а?
– Родители так решили.
– Вона. Что ж, видать, ты послушный сын. А кто отец?
Михаил смотрел на моряка открыто и прямо:
– Он ваш классовый враг, как нынче принято говорить. Дворянин. Могу назвать и фамилию: Максимович.
Скуластый загорелый моряк с черными пристальными глазами внимательно изучал Михаила.
– Пожалуй, я тебе подсоблю, Максимович. Не твои ли на причале?
– Мои, – Михаил увидел отца, мать, братьев и сестру, которые суетились у вещей, оставленных Михаилом на пристани.
Первым увидел Михаила отец и замахал ему руками. Михаил ответно поднял руку.
– Зови их всех сюда. Пароход встанет на рейде. Я вас туда доставлю. А возьмут ли вас на борт – видно будет.
– Благодарю вас. Господь вас не оставит.
– Э, что тут Господа вспоминать. Тут теперь другие боги.
Михаил подбежал к отцу:
– Там шлюпка. Матрос готов нас к пароходу доставить.
– А где вещи? – лицо Глафиры Михайловны, с полноватыми щеками, со светло-голубыми глазами, до почтенных лет сохранившими детское выражение, сейчас было – сплошное недоумение и обида.
– Чемоданы остались, и слава Богу, – сказал Борис Иванович. – А кто там, на шлюпке?
– Человек добрый. Ага, вот она! – он поднял книгу с земли. – Слава Богу.
Это он сказал о Евангелии, которое читал, сидя на чемоданах. Тележку с вещами, нагруженную сверх меры, увезли. Но два чемодана не унесли – видимо, рук не хватило. На книгу, конечно, не обратили внимания. А ведь это было Евангелие, подаренное Михаилу его духовным отцом, митрополитом Антонием, еще в Харькове. Тогда студент университета Михаил, изучавший юриспруденцию, читал и жития святых отцов, их богословские труды. Митрополиту представили юношу. Пораженный и памятью, и даром рассудительности молодого человека, сына предводителя дворянства из Изюма, которого он хорошо знал, митрополит подарил юноше это Евангелие, изданное в XVIII веке.
– Ладно, мать. Некогда по волосам плакать, коли голову рубят. Саша, бери вещи, – сказал Борис Иванович самому крепкому из сыновей. – Идемте!
Уселись в шлюпку, уместив и два чемодана, – для вещей с украденной тележки все равно бы не оказалось места.
Море потаенно молчало, превратившись в мятую серую шинель, брошенную теми, кто торопился в дальнюю дорогу. Шинель намокла, а там, у горизонта, окрасилась красным, будто хозяин ее получил пулю в грудь. Ветер утих, и пассажирский пароход «Саратов», нагруженный вчетверо больше, чем положено, замер на рейде, словно думал, а стоит ли брать на себя такое количество людей и груза – не лучше ли сразу пойти на дно здесь, у русского берега?