Митрополит задумался, взял в правую руку откуда-то, из белых облаков, листки, исписанные крупным почерком.
– Вот его первые богословские труды. Я поручил ему написать о престолонаследии, про узаконенные нормы и правила с древнейших времен. И он блестяще с этой ответственейшей работой справился! Потом вот. – владыка перебрал листки, остановил свое внимание на одном из них, нагнулся к Федору и заговорщицки прошептал:
– Об иконописи! Он лучше меня в этих вопросах разобрался.
И Федору показалось, что владыка ему подморгнул.
– Ну сам посуди. Разве хотелось мне отправлять такого священника за тридевять земель? Ведь меня самого звали. Наша диаспора русская в Шанхае оказалась одной из самых крупных. Мне куда ехать – одной ногой уже у гроба стою, вот-вот должен был призвать Господь… Надо выбирать из тех, кто помоложе. А он ведь, отец-то Иоанн, самый дорогой для меня. Самого лучшего и решил отправить. Тяжело, ох как тяжело было прощаться..
Митрополит замолчал. На лицо его упала тень.
Федор решился и спросил:
– А вы… уже тогда знали, что по молитвам отца Иоанна происходят исцеления?
– Ну да. Ведь он как монашество принял, так решил в подражание святителю Григорию Богослову не спать на кровати, а лишь дремать в кресле или на коленях, после молитвы. Босой, правда, тогда еще не ходил. Это он позже принимать стал подвиг юродства. Блажить начал, то есть в определенные моменты жизни вроде как быть ненормальным. с точки зрения мирской логики.
– Да, это я понимаю. Скажите, владыка, а это правда, что Достоевский, когда «Братьев Карамазовых» писал, Алешу с вас во многом списал?
– А, это… – митрополит усмехнулся. – Ну, что-то, наверное, взял. Вот когда ты пишешь, тоже ведь берешь кого-то в прототипы. А потом герой сам у тебя начинает действовать, по своим законам, часто даже тебе неведомым. Верно?
– Да, владыка. К сожалению, это не все понимают.
– А ты не слушай никого. Держись правды Божией. И правды характера, конечно.
– Можно еще спросить? Это правда, что митрополит Сергий Страгородский был вашим однокурсником… и другом?
– Да-да… дружили мы. Он тогда Алексеем был. И еще был у нас друг, Миша Грибановский. Он стал митрополитом Таврическим. А Алексей, что же., ему досталась ноша не менее тяжкая, чем мне. Но я тогда уже ту жизнь закончил, – он показал пальцем вниз. – А Алексею, который стал во главе Церкви в России, многое пришлось пережить – и клевету, и искушения.
– Но ведь он Церковь сохранил! Ведь все посильное сделал, чтобы разделение Церквей ушло в прошлое? Чтобы настал день сегодняшний?