Как пишет Клавдия Опитц в своем труде «Как жили в Позднем Средневековье», из материалов епископского суда в северной Франции известно, что «молодые вдовы в особенности рассматривались как бесплатная дичь молодыми мужчинами их деревень. Банда могла показать ночью, насколько такие женщины нуждались в мужской защите, врываясь в их дома, насилуя и избивая их. (И эти женщины являлись ответчиками в таких судебных делах, обвиняемые в безнравственности!) Историки обозначили такие групповые изнасилования и «кошачьи концерты» как «обряды посвящения», циничный, но верный термин, как кажется, поскольку целью было показать одиноким женщинам, насколько лучше даже самое плохое замужество».
Вот и ответ на вопрос, почему, несмотря на свободу, которую давало положение вдовы, большинство женщин все равно снова выходили замуж. Богатые – потому что их принуждали родные или сеньор, а бедные – чтобы их было кому защитить. Изнасилование свободной женщины – это всего лишь насилие и оскорбление. А вот изнасилование чьей-то жены – это покушение на собственность, а во многих местах еще и кража со взломом, согласно гражданскому праву. Насильник становился еще и вором, и его наказывали по всей строгости закона.
Ольга Тогоева в статье «Можно ли говорить о запретном», анализируя судебные документы средневековой Франции, отмечает, что преступления на сексуальной почве стали переходить в ведение светской юрисдикции только в XIII веке, да и то очень постепенно: «Первыми в этом ряду стали изнасилование и похищение незамужних девушек, за которые, по мнению Филиппа де Бомануара, полагалась смертная казнь – как и в случае убийства, измены и разбоя». Но в суд на такие преступления по-прежнему подавали крайне мало. Изучив материалы церковных судов аббатств Сен-Мартен-де-Шам, Сен-Жермен-де-Пре, Сент-Женевьев, Сен-Мор-де-Фоссе и Сен-Дени, имевших право светской юрисдикции в Париже и его окрестностях, она обнаружила, что преступления, совершенные на сексуальной почве в XIII – первой половине XIV века, там упоминаются всего двенадцать раз. Это десять изнасилований, одно скотоложество и одно убийство клириком соперника из-за любовницы. В записях Парижского парламента, которые начали вестись с 1319 года, таких дел немного больше – до середины XIV века там разбирались три дела об адюльтере, одно о принуждении к гомосексуальным отношениям, шесть об изнасиловании и тринадцать о похищении незамужних девиц.
«Столь скромное количество дел, посвященных преступлениям, совершенным на сексуальной почве, не должно нас удивлять, – поясняет Тогоева. – Средневековые обыватели явно не стремились делать неприглядные события своей частной жизни достоянием общественности, поскольку заботились о репутации собственной семьи и, прежде всего, о репутации дочерей, которых следовало во что бы то ни стало удачно выдать замуж. Данное общее наблюдение подтверждается и анализом особенностей составления тех судебных документов, в которых все же встречаются упоминания интересующих нас деликтов. Речь здесь шла в первую очередь о случаях, когда преступление, совершенное на сексуальной почве, невозможно было долее скрывать: когда оно влекло за собой другие, еще более тяжкие проступки, когда оно оказывалось уже известным окружающим или когда порождало проблемы, касавшиеся прав наследования и/или владения имуществом. Как следствие, число уголовных дел, возбужденных непосредственно по факту совершения преступления сексуального характера, в конце XIII – первой половине XIV века оказывалось достаточно невысоким».