– Толково, Смутьянов, толково… только один эпизод есть. Ежели радиация, то как мы сможем находиться там? – дозорный посмотрел на шкипера.
– Слав, ты инструкции читаешь? У нас каждый месяц методичку на случай войны обновляют. Что начальство весь состав зря на лекции гоняет? – Виктор с укором посмотрел на товарища. – Вам потому и химзащиту с дозиметром выделили, чтобы при происшествии заживо не свариться.
– Ну, ты не горячись, я же электрик, мое дело маленькое, – Симонов пожал плечами.
– С радиацией расклад такой: если ядерной боеголовкой ударили, то на берегу сейчас всё заражено или разрушено. Что подальше, то пылью радиоактивной занесло, как дым тот, что за мной гнался. Находиться человеку без защиты нельзя, да и в защите не стоит, но тут на нас работает закон… – шкипер многозначительно поднял палец вверх.
– Какой закон? – дозорный нахмурился.
– Полураспада, Слава, закон. Со временем радиационный фон будет спадать, причем достаточно быстро. Другое дело, что опасней намного выброс в воздух: в течение двух недель пойдут радиационные дожди, находиться под ними совсем нельзя, иначе кони двинешь. В общем, время работает на нас, но уйти отсюда рано или поздно придется.
– Понятно. Значит, закончим ремонт, посмотрим на тучки, подплывем к берегу, оденемся как инопланетяне и пойдем эвакуироваться? – Симонов хлопнул руками по столу.
– Как-то так, а дальше действовать будем по обстоятельствам, – Виктор вздохнул.
– Ну и добро, пойду вздремну, – стянув прогары, моряк улегся на шконку и закрыл глаза.
Шкипер ещё посидел над картой, достал пару инструкций по действиям населения при радиоактивной и химической опасности и начал готовить обед. Взял воду из питьевого бака, достал пачку макарон и поставил вариться всё на примус. На столе появилась банка тушенки и дореволюционный кортик – подарок безымянного молодого офицера из Риги.
«Может и нет уже того парня, а кортик есть», – подумал Виктор. Странно вышло – люди сделали столько вещей, станки работали последние полвека без перерыва… А теперь… какой от них толк, если ими некому пользоваться? И какой смысл во всей этой куче мусора, оставленной после ядерного дождя, если им некому владеть и некому принадлежать? С нами – дома, машины, дороги, вещи имеют смысл, потому что служат нам. Когда уйдет человечество, оно оставит после себя бесполезный для мироздания мусор.
Мы – производители и пользователи потенциального мусора. Весь цивилизованный мир готов убивать и предавать за блестящие золотые бусы и черные реки нефти, но убив друг друга все это станет неважным, ненужным, бесполезным. Единственное полезное, что оставит человек после себя – плоть, которая накормит голодных животных и удобрит почву. Может это и есть предназначение нашего вида – почва для планеты? Когда мы закончим свою работу здесь, мы сможем уйти. Мы не нужны.