– Держи, Слав, надо принять, – Виктор вскрыл несколько пачек таблеток и высыпал горсть пилюль в руку Симонова. Они молча запили препараты и сели на скрипящую сетку койки. Обсудить дальнейшие действия было необходимо, но совершенно не хотелось. Товарищи чувствовали себя замурованными в склепе, в окружении мертвецов, закрыв своими руками дверь. Виктор выключил фонарик, и всё погрузилось во тьму.
В стороне от них, еле слышимый за шумом дождя, возник скрип открывающейся двери. Той самой, что Смутьянов подметил, когда они спустились. Оба моряка вскочили, Виктор включил фонарь, а Симонов снял с предохранителя пистолет, направив его на дверь. Сначала им показалось, что перед ними приведение. Полупрозрачная кожа, тонкие ручки, белоснежные волосы и испачканное кремовое платьице превратили вышедшую девочку в настоящего призрака. Смутьянов от неожиданности даже не опустил пистолет. Они так и стояли – два перепуганных старика и девочка с сонным видом. Моряки потеряли дар речи от неожиданности, и тогда заговорила она:
– Кушать дай.
Стариков пробрала дрожь, но они пришли в себя – Симонов опустил и спрятал пистолет, а Смутьянов кинулся к ребенку, отталкивая в стороны ящики.
– Деточка, золотце, да откуда же ты? – встав на колени и ощупывая лицо ребенка, Виктор не мог поверить этому чуду. Живой человек! В этом аду! Через столько времени! Да как же это так?
– Кушать дай! – девочка сонными глазами смотрела себе под ноги без босоножек, совершенно не обращая внимания на старика.
– Кушать? Сейчас, золотце, чудо ты мое, сейчас! Слава тащи харчи, быстрее! – Виктор метнулся к товарищу, а тот уже достал второй фонарь и вытаскивал из вещмешка галеты, две консервы и бутылку воды.
– Да открывай ты, черт старый! – шкипер сердито кинул кортик дозорному, разрывая на ходу упаковку хлебцов и подбегая обратно к девочке. – На, деточка, возьми, держи!
Моряк вложил галету в руку ребенка, сжать пальцы девочка не смогла, видимо силы покинули её. Но как только моряк поднес пищу ко рту девочки, она яростно вцепилась в хлеб, больно укусив шкипера – тот одёрнул от неожиданности руку. Видимо, только запах пищи мог вернуть силы этому маленькому мученику нового мира. Она грызла галету с какой-то особенной жадностью, мыча и пуская слюни, словно обезумев от голода. Следующие хлебцы она вырывала из рук моряка и также ела. Виктор приказал Симонову переложить тушенку в пластиковую коробку от дозиметра – девочка могла запросто пораниться об острые края банки. Она съела пачку галет и банку тушенки, после чего села на пол и прошептала хриплым голосом: