Наверное, нужно было сжечь весь свет, чтобы у людей выработался инстинкт, самый главный для homo sapiens – помогать ближнему. Психологическая, глубокая, подсознательная необходимость протянуть руку помощи, накормить, согреть другого человека в беде. Только объединившись, мы переживём эти страшные времена.
Проплыли Вентспилс – погибших видно не было, зато был виден пожар: город продолжал гореть, здания рушились. Остановившись и рассмотрев берег в бинокль, сделали легкий перекус.
– Хороший город, – жуя, сказал дозорный.
– Ага, был, – Виктор смахнул крошки за борт и завел мотор.
– Ну чего ты, а? – Симонов обиженно развел руками. – Может прогорит сейчас, а потом отстроим, лучше прежнего!
– Это уже другой город будет, да и не на нашем веку, Слава, – шкипер вздохнул и дал «малый вперед».
Они прошли Колку, когда Смутьянов скомандовал надеть защиту. Но моряки не успели этого сделать – перед их глазами разыгралась грандиозная по масштабам драма. Симонов даже не смог смотреть на это и закрыл глаза руками, осев на палубе. Смутьянов, в бешеном порыве, пытался развернуть катер, не сводя взгляда с берега.
На месте рижского залива и славной столицы Латвии была огромная водяная воронка. Гигантские плиты земли, со зданиями, деревьями и всевозможными творениями человеческих рук, погружались в бездонную водяную пасть. Казалось, что-то с силой затягивает внутрь моря побережье, словно ужасный Ктулху восстал из Р’лайха и обрушил свой гнев на берег, оставив после себя титанический след. Нереальная, завораживающая и ужасающая картина человеческого могущества и движения природы. Медленно, словно они пытались насладиться последним глотком воздуха, погружались в водоворот взметнувшиеся прибрежные плиты.
Думать было некогда – Смутьянов развернул катер и погнал к Саарему. Остров хоть ненадолго даст защиту от надвигающейся смертельной угрозы, а за выигранное время они будут уже далеко. Шкипер невольно косился на приборы – их медленно-медленно сносило. Полный вперед. Виктор с силой сжал штурвал. Его слегка подташнивало от волнения: море, опасность, вода – подобное уже было там, по пути к маяку, когда мир погиб. Чувство дежавю пробило острой болью где-то под сердцем и заставило отключиться от реальности. Только штурвал, только сосредоточенный взгляд через грязное стекло перед собой, курс на берег.
Безумная гонка закончилась, когда Симонов вырвал у Виктора штурвал из рук и стал крутить влево, что-то крича. Шкипер вышел из ступора и отстранил товарища от управления, выправил курс и сбавил обороты. Оказалось, он чуть не врезался в берег, скованный страхом и безумным желанием бежать от воронки. Виктор присел в рубке, выдохнул и снял фуражку. Напротив сидел Симонов, прижавший руки к впалым щекам и смотрящий в пространство. Говорить не хотелось, и не было сил. Дозорный достал бутылку вина, хлопнул пробкой и начал жадно пить прямо из горла. Осушив почти половину, передал Смутьянову – тот повторил действия товарища, почувствовав приятную горечь, он часто задышал. Резко наступила апатия, и шкипер молча направил катер к ближайшему причалу у маяка Сырве. Это без сомнений был он – старейший маяк в Эстонии, отстроенный и приведённый в порядок лет 25—30 назад. Виктор видел его в каталоге маяков балтийской акватории и запомнил, так как во всех источниках маяк указывали как своеобразную достопримечательность.