- А о каких-либо связях жены Никитина не слышал?
- Хм, кто рискнет на связи с женой старшины? - прикинулся идиотом. - Старшина все ребра переломает. Да и старуха!
Особист зыркнул зверем, но держал себя в прежней тональности:
- Значит, договорились, Миша: ты будешь активно содействовать контрразведке. Какая информация нас интересует, ты, надеюсь, понял. Присматривайся, мотай на ус. Повторяю: контрразведку интересуют факты неправильного поведения начальника заставы, замполита, старшины, нездоровые настроения, разговоры, слухи. Будем встречаться инкогнито для передачи мне устной, а если понадобится, и письменной информации...
«Ах, вот оно что! А комбинацию из трех пальцев ты на хочешь?» - подумал с возмущением и спокойно, но тверда ответил:
- Ни о чем мы не договорились, товарищ старший лейтенант. Никакой информации без ведома моих непосредственных начальников давать кому бы там ни было я не имею права. В уставе четко записано, кто, кому и как должен давать информацию. Вы уставы не хуже меня знаете. Обо всех позитивных и негативных явлениях я регулярно сообщаю начальнику заставы и замполиту. По ним принимаются самые решительные меры. Принципиально обсуждаем на партийных собраниях. Если будет разрешение начальника заставы, замполита, могу информировать и вас, товарищ старший лейтенант, без разрешения не имею права, устав не позволяет...
- Да что ты зарядил, как попугай: устав, устав! - явно раздосадованно прервал особист. - Ты что, ненормальный: чтобы сообщить контрразведке о неблаговидных деяниях своих командиров, будешь спрашивать у них разрешения? Да они тебя в бараний рог согнут!
- Товарищ старший лейтенант, мне, как коммунисту, устав партии не только дает право, но и вменяет в обязанность по таким делам обращаться в вышестоящие партийные инстанции вплоть до ЦК КПСС, не спрашивая ни у кого разрешения, чем я при надобности, безусловно, воспользуюсь. Устав партии давать вам информацию меня не обязывает, - сказал решительно и отчужденно, дав понять: разговор на эту тему не имеет смысла.
- У меня впечатление: рано тебя приняли в партию, сержант... - в его голосе зазвучали угрожающие нотки.
- Не вы меня рекомендовали, не вы меня принимали в партию, не вам и судить, старший лейтенант! - ответил тем же, не в шутку обозленный.
- А это мы посмотрим... - многозначительно заметил особист.
- Смотрите, сколько хотите. Я перед партией чист, - ответил с вызовом.
Возвращались молча. Особист - мрачный, явно раздосадованный, у него, Бакульчика, отлегло от сердца - похоже, пронесло. Заставил себя успокоиться, контролировать каждое слово, соблюдать с особистом корректность. У самого прожектора старлей строгим, подеревеневшим голосом напомнил о конфиденциальности и секретности разговора, предупредил: