— На Соловки тебя надо, разбойника!
Ну, думал я, Соловки — хуже нету, гибельное место, а оказалось — чудо-остров, красивый, старинный, жить можно припеваючи. Чайки на волне качаются, я их никогда раньше не видел. Ну, так вот, получил я лейтенантские кубики на петлицы, дали мне отпуск, примчался я в Ревунов Круг в новенькой форме и попал… прямо на свадьбу к Соне. В общем, отпуск не вышел; не добыв положенного срока, выехал я в Ленинград, получил все бумаги, сел на мурманский поезд, и в поезде меня застало 22 июня.
— А мы были в Выборге, наш техникум туда перевели, там кончали мы последний курс. Радуемся — скоро дипломы выдадут, домой поедем, начнём «сеять разумное, доброе, вечное», новая жизнь пойдёт, самостоятельными людьми станем. 22-го, в воскресенье, сдавали мы военное дело. Сдали хорошо, развеселились, решили отметить, а стипендия уже подходила к концу. Подружки мои близкие, Валя Клещова, Серафима Филина — тоже рыборецкие, купили бидончик молока, буханку белого хлеба — дёшево и сердито. Сидим вот так же на травке в парке, там за деревьями музыка духовая играет, рядом на столбе репродуктор — граммофонная труба, из него песня бодрая такая льётся:
Мы с чудесным конём
Все поля обойдём,
Соберём, и посеем, и вспашем.
Наша поступь тверда,
И врагу никогда
Не гулять по республикам нашим.
И вдруг песня оборвалась. Я сразу почувствовала что-то неладное, кусок хлеба застрял в горле. Через пару минут — мне они показались часом — стали передавать, что Германия напала на нас… 30 июня сдали последний экзамен, получили дипломы, да радости не было, солнце ровно кто чёрным платком накрыл. На следующий день выехали в Петрозаводск. Приехали, явились в Наркомпрос. Дали мне направление в Ухту. Но до Ухты не доехала, там уже рядом шли бои, и меня послали в Сегежу. Вот как я разоткровенничалась, не надоело?
Алёша покачал головой, и волосы его, светлые и прямые, рассыпались, он привычно пятернёй кинул их вверх и вдруг увидел, как на сгибе локтя у Ани, на той руке, что оперлась рядом, бьётся голубенькая тонкая жилка. Он нагнулся и осторожно поцеловал её.
В субботу на полуторке, оборудованной толстыми досками для сиденья, Степаныч, Алексей и четверо подпольщиков поехали в Вологду. На дальних складах они погрузили четыре ящика с какими-то запчастями, походили по пыльным улицам. Степаныч с парнями подался в военторговскую столовую.
— Айда с нами пиво пить! — зазывал он девушек. — Пошли — авиация гуляет!
Но подруги вместе с Алёшей отправились в краеведческий музей. Бродили по пустынным залам, Алёша держал Анну за руку, та краснела, опускала глаза и боялась глянуть на Машу, которая нарочито подолгу рассматривала экспонаты, наморщив лоб, вчитывалась в надписи, в старые газеты.