Пороптали, покручинились вепсы, да куда денешься — царёва воля. Обжили новые места, но с тех пор разделились на два больших племени. Одни вепсы и сейчас живут в Ленинградской области, а мы — в Карелии. Рядом с нами селились русские, карелы. Народ наш смешивался, но язык не исчез, не погиб. Есть у нас свои песни, сказки, былины.
В царские времена никому до нас дела не было. Но вот прогремел Октябрь над землёю, началась и у вепсов новая жизнь. Составили умные люди алфавит, буквы у нас латинские, напечатали букварь, сочинили для детишек и для взрослых книги, стихотворения.
Tariz teta, tariz mahtta,
Tariz miile opetas,
Mise edelespei astta,
Udes elos borcuidas.
Это самое-самое первое стихотворение, которое я выучила в своей жизни. Сейчас, сейчас, Алёшенька, переведу. Значит, так: «Надо знать, надо много делать, надо нам учиться, чтобы шагать вперёд, за новую жизнь бороться».
Конечно, у нас свой уклад, свои обычаи, но многое взято у русского народа, а как же иначе — столько веков рядом. Кленовое корыто, в котором наши бабушки рыжики рубили секачом, потеснили белые кастрюли, остановили женщины кангас — ткацкий станок — привезли в кооперацию из города ситец цветастый, крепдешин. Кто всю жизнь лапти носил, в сапоги юфтевые обулся. Лет десять назад пришли в Шелтозерье стальные кони — первые пять тракторов с трёхкорпусными плугами. Тата запряг лошадку, посадил меня с Настенькой на телегу, поехали смотреть на чудо-юдо. Мне и страшно, и весело было — зубья на колёсах большие, острые, от брюха стального дух прёт горячий, бесовский. А как закашлял синим дымом — все врассыпную. Маме я рассказала, так она весь вечер поклоны перед иконой била. После уж поняли, какая выгода, привыкли. Сеялки появились, привезли из Петрозаводска конные молотилки, людей на жатве не хватало — маму с фермы забрали на уборку ржи, я с ней увязалась. Как пойдём на ток — день враз пролетит, уже домой пора идти, конец работе, а я не хочу уходить, в соломе раз спряталась, думаю, дождусь утра, тут и буду самая первая, да поздно вечером есть захотелось, картошечки горячей со свеженькой ряпушкой, знаю, тата сети вечером пойдёт похожать.
Одним словом, жить стало лучше, жить стало веселей. Расправили вепсы плечи, шире шаг стали делать — своя власть в совете заседает, свои колхозы дружным трудом людей объединили. Песни запоют в Шелтозере, а в Рыбреке подхватывают.
У меня тоже сил прибавилось, семилетку хорошо закончила. Думала на учителя пойти, и вдруг в Шелтозеро приходит разнарядка: отправить трёх человек в культпросветшколу, на библиотечное отделение. Вызвали меня с отцом в сельсовет, предложили поехать в Ленинград. Тата человек молчаливый, твёрдый, жизнь его трудная, а тут не выдержал, слезу уронил, вот, говорит, и для нас, вепсов, солнце всходит, поезжай, доча, наберись уму-разуму, будешь людям не божью свечку зажигать, а костёр целый запалишь, чтоб тьма наша вековечная отступилась.