Стоп, машина. Марийка, видишь, что на дороге показалось? Вот это пушка! К Свири везут, а может, у нас тут на горе поставят, так же, как там, с севера, перед Рыбрекой, чтоб озеро держать под прицелом. Сделаем заметочку.
Аня стала чирикать карандашом в той же финской газете, не закончив, зашлась долгим нудным кашлем, уткнувшись в мокрый рукав жакетки.
Мучительно медленно текло время. Хотелось в тепло, попариться в баньке, похлебать горячей ушицы, поесть, перекидывая из руки в руку, картошечки в мундирах, макая в подсолнечное масло, посыпая тёмной крупчатой солью. Неужели это будет сегодня? Скорее бы темнело, и тогда ползком по меже…
Дождь снова зашуршал по листьям, застучал по брезенту. Жакетка промокла, в пьексах сыро, мокрые чулки щиплют ноги.
Вечером, когда в селе всё утихло, подруги осторожно перебрались в баню Смолиных. Тут было сухо и тепло. Но пришлось приоткрыть дверь, чтобы видеть избу. Вдруг вдали скрипнула калитка, и в дом вошли две женщины, Аня увидела их уже на крыльце за пеленой дождя и не узнала. Чужие? Может, гости, ведь сегодня воскресенье, но откуда, кто?
До самых сумерек Аня не сводила глаз с родного дома, где так зазывно светилось окошко. В сердце заползла тревога, а вдруг эти двое на постое или ночевать гостей мама оставит, не принято в их доме отправлять в непогодь доброго человека.
Как же облегчённо вздохнули они, увидев два тёмных силуэта в дверном проёме, услышав, как эти двое, хлопнув калиткой, зашлёпали по дороге.
Близилась полночь. На кухне, там, где всегда стояла мамина кровать, ещё краснела лампа, и вот она погасла.
Анна выскользнула из бани, пригнувшись, добежала к кустам малинника, прислушалась, огляделась. Затем заскользила ползком по огородной меже. У дома постояла, пытаясь унять стук сердца, прижимаясь к стене, пошла к кухонному окну, взобралась на дрова, тихонько постучала раз, другой.
За окном появилась тень.
— Кто есть? — спросили по-вепсски.
— Мама, это твоя Аня пришла.
Окошко распахнулось, из него выглянула Настенька.
— Ты ли это, сестрица?
— Я, милая, я, только тише и лампу не зажигайте.
Анна вошла в сени, путаясь в половиках, бросилась к Насте, а за ней уже различила протянутые мамины руки.
— Аня, моя Аня! — запричитала мама.
— Мамушка, тише, тише. Не надо плакать, я живая. Вот я тут вся. Мы пришли ненадолго, побудем, да и пойдём.
— Куда ты пойдёшь? — застонала мама и вдруг повалилась с табуретки мягким кулем.
Аня с Настей положили её на кровать, взбили повыше подушку.
— Сомлела от радости. Так ты не одна, Аннушка? — спросила Настя.
— Со мной подружка из Пряжи. В бане она. Я за ней сбегаю. Можно, мама?