Аня запротестовала, но, чтоб не обижать хозяев, Марийка сунула кое-что в свой мешок.
Марийка, попрощавшись со всеми, пошла к двери.
— Постойте, вот что ещё скажу, — остановила её Люба. — Пусть приходят наши, я спрячу. Не серчай, сестра.
Она бросилась к Анне, прижалась к ней, сдерживая рыдания. Аня обнялась с отцом, потом с мамой. У той опять зажало сердце, и она осела на кровать.
— Аня, моя Аня, — шептала она одно и то же.
Глаза привыкли к темноте, и подруги шли быстро, не разговаривая.
Дорога знакома Анне с малых лет, сколько раз по ней бегали в Нилое за ягодами, за грибами.
Аня шагала первой, зорко вглядываясь вперёд, Марийка за ней, то и дело оборачиваясь назад. Правая рука в отяжелевшем кармане, левая даёт отмашку или поддерживает лямку сидора.
Дорога была глухая, можно сказать, заброшенная, и всё же мало ли что. Договорились так: если опасность впереди, сразу бросок влево и назад, затем замереть и ждать.
Начало сереть, а до поворота к реке Мундукса ещё идти и идти. Прибавили шагу. Мешок у Ани словно живой подпрыгивал на спине, и это смешило Марийку, ей хотелось поговорить, перекинуться хотя бы двумя словами, но понимала — нельзя, нужно идти бесшумно, чтоб ничто не звякнуло, чтоб не зацепиться за корень на выбитой колее.
Дойдя до Мундуксы, пошли тропой, которую подсказал отец Ани, и шли до самого восхода солнца.
Сошли с тропы, повалились отдыхать.
— Видела, там развилка ушла влево? — спросила Аня. — Поехали как-то давно-давно за брусникой на двух возах мы с папой и с мамой и родители Наташи Кабаковой, моей подружки. Приехали мы сюда, свернули на ту развилку, нашли старые вырубки, остановились. Нас, детей, оставили поближе к телегам, сами подались вперёд. На всякий случай спички нам оставили. Собираем мы ягоды, на воз носим, веселимся, вдруг что-то рядом как хрустнет, как затрещит! Кто-то из девчат в крик: «Медведь шастает!», ребятня малая заплакала, Наташка ко мне. Я тут спичку чирк, хворост подожгла, мы кулеш собрались варить к обеду, ребятишки ко мне сбежались, повеселели, теперь пусть сунется. Так и неясно, кто приходил — мохнатый хозяин тайги поглядеть на нас, или просто почудилось. Хотя кони храпели сильно.
Снова шли по дороге, потом длинной просекой, тропкой, иногда сверялись с компасом. Забившись в густой молодняк, поспали, дежуря по очереди.
Снова шли всю ночь и в шесть утра под холодным моросящим дождем неожиданно уткнулись в Свирь. Оглядевшись и поняв, что место тут всюду открытое, хоженое, свернули в лес и пошли, держась берега реки. Миновали брошенные бараки, обогнули какое-то небольшое село, прилепившееся у реки, дважды переходили накатанную автомобильную дорогу, слышали урчание трактора в лесу, финский говор.