Шли долго, пока не свалила усталость. Отдохнув, прошли ещё километров десять, подошли к берегу, огляделись. Он показался пустынным, финских солдат не видно было ни с этой, ни с той стороны. Река поворачивала, и подруги рассудили, что течение на изгибе должно быть меньше.
Перекусив и спрятав мешки, пошли по лесу, приглядываясь к валежинам, но все деревья валялись большие, а пилы у них не было.
Повернули к берегу, в лозняке приметили два старых топляка, попытались выкатить на сухой песок. Брёвна были сырые и толстые, но всё же девушки подтянули их вверх, приободрились — начало есть.
В лесу отыскали сухую вершинку, приволокли к берегу, спрятали в кустах, увидели близ старой дороги хороший, кем-то давно спиленный кругляш, стали катить, да сил не хватило, бросили. Решили — трёх брёвен хватит для плота, чтоб держаться за него да одежду с сидорами положить.
Отдыхали до сумерек, а потом пошли мастерить плот. Брёвна, в отличие от тех, которые заготовил когда-то Маунумяки, были скользкие, длинные, а главное — без сучков, и верёвке не за что было зацепиться, она давала слабину, ёрзала по топляку.
За одной бедой — другая: на противоположном берегу в километре друг от друга вдруг ярко зажглись сторожевые костры. Патрульная моторка проходила регулярно раз в час — Марийка засекла время, но патруля они опасались не очень, больше растревожили костры. При вспышке пламени отчётливо видны были силуэты солдат, подчас казалось, что слышен их смех, разговор.
— Вечная несправедливость, — ворчала Марийка, — где этот дождь, который мочил нас неделю назад, пусть бы он пролился на эти дьявольские фейерверки.
— Течение быстрое, и нас отнесёт вон туда, за поворот, костров там не видно. Выплывем за милую душу, — утешала Анна.
— А вдруг у них прожектор?
— Уж давно бы елозили им по воде. От костра света мало, не увидят. Меня беспокоит другое — вода уж больно похолодала, ну да за плот уцепимся и айда, одно удовольствие. С детства я любила на лодке кататься, сплю и вижу — вёслами гребу, капли беленькие скатываются. Верхом на лошади страшновато, потом на велосипеде научилась. Едешь, а мысли всё заняты, как бы не свалиться да в столб не шарахнуться. В лодочке совсем иной коленкор — о чём только не передумаешь, и мысли на воде светлые, чистые. Петь мне всегда хочется в лодочке. Говорят, и у других так. Алёша то же самое сказал, как мысли мои подслушал.
Раз, правда, в детстве я чуть не утонула. Ребята завезли меня с Наташкой Кабаковой далеко на лодке и столкнули во всей одежде. Мы поплыли, умучились, у самого бережка начали уж воду глотать. Выбрались всё же, потом смеялись. Позже без мальчишек стали кататься, чтоб снова баловства не вышло.