— Вы, Мяккинен, были районным начальством, — перебил её весело Ориспяя, — председателем физкультурного комитета. Вас знает молодёжь, вам верят — нам это очень важно, мы всегда им можем сказать — глядите, кто с нами сотрудничает. Мы ценим ваш патриотический шаг, направленный на службу Великой Финляндии, и если всё так хорошо у нас пойдёт, как было до этого, то я буду ходатайствовать, чтобы вас послали учиться в Хельсинки. Перед вами открывается отличная перспектива, девушка вы красивая, дородная, выйдете за добропорядочного финна замуж, сумеете сделать хорошую карьеру. И я ещё погуляю на вашей свадьбе.
— Вашими бы устами да мёд пить, — сказала Женя по-русски, потом, пошмыгав носом и смахнув невидимую слезу ладонью, встала и изо всей силы начала бухать по картонкам печаткой с надписью «Sotapoliisin esikunta»[8].
— Не волнуйтесь, Евгения, давайте оба постараемся забыть этот досадный разговор. Мы действительно за вами наблюдаем уже давно, и я рад, что вы вне подозрений. И всё же не исключено, что вас попытаются втянуть в какую-нибудь преступную группу. Если такое случится, сразу ко мне. Договорились?
Женя кивнула, быстро собрала паспорта, вытянулась по-военному, она всегда делала так в конце разговора и видела, что это нравится капитану, спросила разрешения удалиться.
Придя к себе за стол, она взяла ручку и принялась медленно рисовать какие-то бессмысленные рожицы, лодки на озере, пасущихся коров.
Клава хотела к ней подступиться, но увидев, какой вернулась Женя от шефа, решила помолчать. Лена тоже не заговаривала, скрипела пером.
Женя и к вечеру «не отошла». Сгорбленная, постаревшая, пришла она к магазину, дождалась, пока Мария Мартынова отпустила последних покупателей, навесила новенький финский замок.
Они шли молча, и лишь когда повернули на свою улицу — жили они недалеко друг от дружки, Мария шепнула:
— Только не упади, Женечка. В прошлом месяце, в конце, Аня Лисицина приходила.
— Какая Аня? Рыборецкая? — выдохнула Женя. — Откуда приходила?
— Она самая. Не одна была, с подружкой. Говорит, пришли с партизанами в наши края, молодёжь, говорит, надо подымать.
— Почему же ко мне не зашла? Мы что с ней, чужие? Два года дружили, когда она тут с нами в Шелтозере училась.
— Вот, вот, и она вспоминала про учёбу, и как на лодке твоего отца под парусом ходили. Подкрались они было к вашей избе, да соседская собака набросилась. Утром ранёхонько приходили, в окошко стукнули. Я подхватилась, проводила к лесу. Рассказала им всё: что тебе на эту работу приказал устроиться директор МТС Александр Павлович Кярнонен, что он старый большевик и оставлен для подпольной работы и что ты сагитировала Клаву и Лену к себе в помощники, и что ты сумела сделать несколько чистых паспортов с печатью и подписью Ориспяя для человека оттуда…