– Вы, вроде не говорите на этом языке, – поддержала Лена.
– Зато пою. Хотите послушать?
Дамы дружно закивали. Я подошел к пианино, откинул крышку и устроился на круглом табурете.
– Tombe la neige.
Tu ne viendras pas ce soir…
Окончание песни слушательницы встретили аплодисментами.
– Еще! – потребовала Ольга.
– Et si tu n'existais pas…
На середине песни Ольга встала, подошла ко мне, обняла за шею и прижалась щекой к щеке. Так и стояла, пока я не закончил.
– Пойду я, Ольга Александровна, – сказала Лена. – Пора.
Скосив взгляд, я увидел, что она подмигивает.
– Пеньюар не забудь! – сказала Ольга, не размыкая объятий.
– Это ваш подарок, – не согласилась фрейлина. – Валериан Витольдович пошутил.
– Князья с таким не шутят, – возразила любимая и чмокнула меня в висок. – К тому же он прав. Ты нам друг, товарищ и сестра. Забирай!
– Спокойной ночи! – улыбнулась Лена и вышла из комнаты, не сняв пеньюара. Видно, очень понравился. Надеюсь, в коридоре снимет. Не то представляю, какими будут лица у гвардейцев на входе…
– Она убеждала, что ты не мог мне изменить, и оказалась права, – сказала Ольга и спросила, разомкнув объятия: – Это песни из твоего мира? Я кивнул.
– Почему раньше не пел? Для каких-то французов старался, а невесте пожалел?
– Там на кону миллион противогазов стоял. Ради них я бы на уши встал.
– Еще встанешь, – пообещала Ольга. – Если в измене уличу. Идем! – она взяла меня за руку. – Я скучала по тебе, очень, очень! Сейчас покажу, как.
И показала…
* * *
Утром следующего дня меня посетил Смирнов. Я как раз пил чай и заедал его булками, когда Никодим доложил о визитере. В столовой я находился один – Миша спал после дежурства, так что велел Никодиму звать гостя немедля.
– Доброе утро! – поприветствовал меня полковник, вернее, уже генерал. На мундире Смирнова красовались новенькие погоны с зигзагами на сплошном поле и одной звездочкой, а брюки обзавелись широкими лампасами.
– И вам доброе! – я привстал. – Поздравляю с новым чином Платон Андреевич. Проходите, присаживайтесь! Чаю хотите?
– Спасибо, уже пил, – отказался Смирнов. Подойдя, занял место напротив. – Нам нужно поговорить, приватно. Здесь не услышат?
– Если не будем кричать.
– Хорошо, – сказал он вполголоса. – У меня тревожная весть. Джеймса отозвали в Лондон.
– И что?
– Это может означать, что там знают о нашей роли в покушении на премьер-министра.
– Не факт, – пожал я плечами.
– Я склонен предполагать худшее.
– Гм! – я задумался. – Сам Джеймс что-нибудь говорил?
– Причин не знает, но отозвали его спешно. Он встревожен, выглядел растеряно.