– Не скромничайте! – улыбнулся Горецкий. – Наше медицинское сообщество взбудоражено и хочет вас видеть. Нужно непременно выступить перед коллегами, ко мне уже обратились с такой просьбой. Московский университет по примеру Парижского хочет присвоить вам степень доктора: только не почетного, а действительного. Я это стремление поддержал – заслужили. Столько нового в медицину привнесли!
– Этим занималась группа разработчиков.
– А кто давал им идеи и внедрял в практику? Нет, Валериан Витольдович, не отвертитесь. Если французы оценили, нам грех отставать. Готовьте доклад. Пары дней хватит?
– Пять, – сказал я, подумав.
– Пять так пять, – согласился Горецкий. – Но ни днем больше. Очень хотят вас послушать.
Интересно, почему раньше таким желанием не горели? В смысле собраться, послушать, степень присудить? Заслуженно, к слову. По местным меркам я даже не доктор – академик. Шутка. Знания не мои, их врачи, что сейчас трудятся на фронтах, в клиниках и исследовательских лабораториях по крупицам собирали. Я же их труд присвоил, правда, не в личных целях, а с благими намерениями. Но все равно вопрос интересный. Стоит нашему человеку добиться успеха за границей, как к нему начинают относиться с придыханием. Берут интервью, приглашают на телевидение, осыпают милостями. А вот у японцев наоборот. Не важно, кто ты за границей, докажи, чего ты значишь, у себя дома. Уважаю…
– Каковы ваши дальнейшие планы, Валериан Витольдович? – внезапно спросил Горецкий.
– Обычные, – пожал я плечами. – Оперировать, исцелять, внедрять новшества.
– Я имел в виду отдаленную перспективу. После вашей женитьбы на ее императорском высочестве?
Горецкий опустил взор и стал перекладывать какие-то листки на столе. Я смотрел на него с недоумением: о чем это он? И вдруг понял. За свою должность лейб-медик боится. Жениху цесаревны можно быть лейб-хирургом, а вот мужу маловато – таковы здешние представления. Терять пост Горецкий не хочет. Не последний человек при дворе, чин тайного советника, именьице государыня пожаловала… Правда, и служба ответственная. Не исцели я Ольгу, летел бы он из Кремля, кувыркаясь.
– На высокие посты не претендую, если вы об этом, Афанасий Петрович. Я практикующий хирург, и хочу им остаться.
– Бог вам в помощь! – облегченно выдохнул Горецкий. – На меня можете рассчитывать и впредь.
После этого наш разговор как-то свернулся, и я отправился домой. К моему возращению Миша проснулся, и мы душевно посидели за обедом, вернее, завтраком по-местному.
– Елизавета Давыдовна приняла мое предложение руки и сердца, – сообщил Миша после того, как мы утолили первый голод. За столом я видел, что он рвется чего-то рассказать и даже догадывался, что именно, но повода заговорить не дал. Не следует говорить натощак о серьезных делах.