Любовь не продаётся (Доронина) - страница 29

— Что? — не поняла я, витая в других мыслях и не улавливая смысла в Мишиных словах, позабыв о том, что когда бабушка умерла, а Мише тогда было три года, сказала, что бабушка поехала к кому-то в гости и скоро приедет.

Потому что не знала как объяснить маленькому мальчику, что значит смерть. И как это — сегодня ты есть, а завтра тебя уже не будет. Боялась, что он сильно напугается, и будет думать об этом. И вот, видимо, наступил момент, когда нужно ему объяснить, что люди умирают и тех хоронят на кладбище.

— Миша, она не приедет, — я посмотрела в лицо брата.

Шестеренки в его голове усиленно заработали, он замолк на какое-то время о чем-то напряженно думая, а я ждала следующего вопроса. Самой было отчасти интересно, что было в этой маленькой головушке.

— А почему? — искренне удивился он.

Не хотелось именно сейчас и сегодня затрагивать эту тему, но Миша уже взрослый — должен был меня понять.

— Потому что бабушка умерла. Ты был маленьким, и я сказала, что она уехала, потому что не знала как тебе это объяснить.

— А я тоже умру? — о таких вещах не то что говорить — страшно даже думать.

— И я умру. И мама. Но не сегодня. И не завтра. В глубокой, глубокой старости. И этого не нужно бояться, потому как никто не знает сколько ему суждено прожить.

— А что такое суждено?

Иногда мой мозг готов был взорваться от всех этих вопросов. Я не знала, правильно ли разговариваю с ребенком, делала это по большей степени на интуитивном уровне.

— То есть отмерено. Каждый человек рождается с определенной миссией и судьбой. Никто не знает, когда умрет. Но смерти бояться не нужно, — хотелось рвать волосы на голове.

Озадаченность на лице Мише стала ярко выраженной, глаза бегали по моему лицу, и я видела этот поток вопросов, который он собирался мне задать.

— Женя, я не хочу умирать… — тоненький голосок дрогнул.

А я, наконец, поняла, что нужно было уходить от этой темы. Не хватало, чтобы Мишка начал теперь спрашивать меня каждый день, бегая хвостиком: «А я не умру?».

— Ты и не умрешь. Разве я тебе позволю? Вон как я тебя люблю! А когда так сильно любят, человек не может умереть.

— Правда?

— Правда, — ах если бы.

Но я не считала, что обманываю ребенка. Просто немного преувеличивала. Ведь пока в нас живет память к человеку, воспоминания и теплые чувства — он жив. Жив и обитает в нашем сердце.

Я поднялась со стула, налила в стакан воды, осушила тот залпом и поставила обратно на стол. Наложила кашу в тарелку, чтобы остывала. Не любила, есть горячую еду. А сама пошла умываться, надеясь, что Мишкин допрос окончен.