А потом его разыскал Добрыня. Еще недавно ходил спокойный и уверенный, а тут вдруг лицом потемнел.
– Малфрида вызнала у людей-оленей про милую мою Забаву. Была она тут.
Он протянул Саве удивительно голубой камень.
– Вот что нам с Малфридой дал шаман Даа. Говорил, что у прибившейся ранее к становищу беглянки такие глаза были.
В первый миг Сава и слова не мог вымолвить. А еще где-то в глубине души появилось изумление, оттого что посадник назвал девушку своей милой. Ранее Сава и впрямь подумывал на ней жениться, а вот Добрыня… Ему-то что?
А еще, по чести сказать, Сава со всеми этими событиями и думать забыл о Забаве. Она для него осталась девой из мира дубрав и лесных речушек, где цветет душистая черемуха. И почему-то верилось, что Забава осталась там, где безопасно и где лето просто лето. А Добрыня говорит…
Оказывается, люди-олени встретили в лесной чаще у гор изможденную, оборванную женщину. Молодую, белолицую, с глазами, как этот камень. Говорила непонятно, но похоже на речь гостей. Жестами просила о помощи. Но за ней явился из гор лембо, и люди-олени выдали ему беглянку. Говорили, что от Йына никто не смеет убегать.
Пока Добрыня рассказывал, его голос сбивался, как от сдерживаемых рыданий. А в глазах… Сава и поверить не мог, что суровый посадник может так убиваться, что и впрямь… слезы у него на глазах. Но Добрыня отвернулся, утер их кулаком, собрался с духом.
– Малфрида сказала, что Забава молодец, раз на подобное осмелилась. От самого Темного сбежать! Вот она какая. А еще мать сказала, что Кощей мог с Забавушкой играть, как кот с мышью. То отпустит, то снова поймает. Говорит, он проказник такой… когда дело красавиц касается.
Посадник подавил глубокий вздох, но не смог сдержать невольного стона. Сава положил руку ему на плечо.
– Может, нам надо возрадоваться, что девушка жива?
Странно посмотрел на него сын ведьмы. Резко поднялся.
– Возрадуюсь, только когда к сердцу ее прижму!
И грубо пнул подремывающего под шкурой Жишигу:
– Хватит сопеть, волхв. С нами сегодня пойдешь.
Он уходил, как-то непривычно ссутулившись, словно нес на плечах великое бремя. Саве стало его жаль.
– Я помолюсь о ее душе! – крикнул вдогонку.
И услышал в ответ:
– Помолишься, если мертвой ее увидишь. А до этого только об удаче для нас моли Господа!
Злой какой стал! И Сава не посмел рассказать ему, что в лесу возле становища нечто могучее бродит. Вон и тропа, что за убегавшим осталась. Пасущиеся олени даже продвинулись в ту сторону, но люди со стойбища их быстро отогнали. Сами бегали и волновались чему-то. И спросить-то не спросишь, потому как Сава чувствовал, что местным он не по душе.