От удивления она вновь пришла в себя. Спросила с насмешкой:
– Ты хочешь, чтобы Добрыня выжил? О да! Ведь тогда ты по-прежнему будешь иметь связь с вольным миром и время от времени сможешь возвращаться из-за Кромки!
– Так сына зовут Добрыня? Хорошо.
Она ждала, что еще скажет Мокей. Видела, как он смотрит то в сторону темных проходов пещеры, то на нее, то себе под ноги. Что-то волнует кромешника. Что-то хочет сказать ей.
– Пойми, Малфрида, дети – это то, что остается после нас. Это знак, что мы когда-то жили, а не просто промелькнули в череде дней и событий. Это наше продолжение. Поэтому и ты для Кощея важна, поэтому и не велел тебя трогать, не велел губить, когда еще было можно. Что он к тебе чувствует, не ведаю, но повторюсь: ты ему дорога. А мне дорог мой сын. Которого, по сути, я не знаю.
Малфрида притихла. Хотела осмыслить сказанное, однако опять в ее голове стал нашептывать чужой голос, приказывал, мешал сосредоточиться. Она все еще была под чарами Кощея, хотя и пыталась сдерживать себя усилием воли. Человеческой воли! Это все, что она могла сейчас противопоставить той власти, какую имел над ней темный родитель. Но как долго она сможет оставаться человеком? И что тогда сделает? Подчинится приказу и будет убивать всякого, даже Добрыню? Но разве не ради сына она разбивала себя об острые камни?
По ее рукам опять прошла дрожь, стала проступать чешуя, так же как и по горлу, плечам. Малфрида понимала, что выглядит ужасно, вон даже кромешник отшатнулся. И тогда она взмолилась:
– Помоги мне!
Она стала быстро стаскивать с себя через голову меховую перегибу – застряла в прорези для головы острыми рогами Ящера, но все же согнала превращение. Ее черные волосы упали, растрепались. Похожа ли она сейчас еще на человека? Что осталось в ней от привлекательной женщины, какой она была, когда темная кровь не подчиняла ее? И она снова стала просить:
– Помоги мне, Мокей! Вспомни, как желал меня когда-то! Так возьми же меня всю, покрой собой, сделай обычной женщиной! Тогда Бессмертный не будет иметь надо мною власти! Я не подчинюсь, не совершу зла…
Она поползла к нему, чувствуя, как тяжелеют ноги, опять превращаясь в хвост, как ее протянутые к Мокею руки становятся лапами, а с клыков начинает капать пена. Мокей отступил, смотрел на нее – белое застывшее лицо с темными дырами глаз. И вдруг он склонился и поцеловал ее прямо в скалящуюся пасть. Стукнулся зубами о ее клыки, но она ощутила его ласковое касание… и ответила уже губами.
О, как же давно она не целовалась! Как давно не была с мужчиной! Страсть ведьмы вспыхнула мгновенно, наполняя тело сладким жаром, изгоняя холод колдовства. И не было уже чешуйчатой кожи, а было тепло рук, страстность трепещущего тела, чувственность податливых губ.