, он вдруг увидел, что корзина полна… запечатанных коробок с духами. Перелесов не верил своим глазам, извлекая из корзины нетронутые «Selenion», «Hermes 24 Faubourg», «Clive Christian». Это же… тысячи евро. Всё встало на свои места: мать сошла с ума!
Он поднялся в её комнату, протянул ладонь с разместившимися на ней на манер шумерского зиккурата коробками.
«Ты смотрел на даты?» — спросила мать.
«Нет. Разве духи имеют срок годности?»
«Посмотри, там в углу маленькими цифрами. Им всем по десять и больше лет».
«Ну и что? Заматерели, набрались крепости…» — Он хотел добавить, как твой муж, но, взглянув в тёмное лицо матери, промолчал.
«Старые духи пахнут… старостью. Это особый запах. Я его ненавижу! Так пахнут бывшие красавицы на приёмах и концертах. Это тлен. Я не хочу…» — Она закрыла лицо руками.
«Зачем выбрасывать? — обнял мать Перелесов. — Отдай мне, я подарю каким-нибудь девчонкам. Ты — не бывшая, ты — долгоиграющая красавица».
Он почему-то вспомнил, что Пра никогда не пользовалась духами и при этом не пахла тленом. От неё, когда она приходила забирать его после уроков из школы, пахло суровым хозяйственным мылом, сигаретами «Новость», мокрыми, если шёл дождь, деревьями, а зимой — морозом, стоящей колом дублёнкой и яблоками. Пра любила крепкие поздние сорта.
«Когда твой рейс?» — улыбнулась сквозь слёзы мать.
«Завтра. Я отвалю в шесть. Надо ещё сдать машину в аэропорту».
«Я тебя провожу, — сказала мать. — Если…»
«Что?» — остановился у двери, так и не решивший, как поступить с духами Перелесов. Он подумал, что их покупал матери господин Герхард. Вряд ли он обрадуется, увидев нераспечатанные коробки в мусорной корзине.
«Если не просплю», — ответила мать.
Она не вышла проводить Перелесова утром.
И Перелесов не улетел во Франкфурт-на-Майне.
Господин Герхард умер ночью во сне от внезапной остановки сердца.
16
До сих пор Перелесов не мог понять, как среди утренней беготни, врачей, полиции, встревоженной прислуги и любопытствующих соседей ему явилась мысль заглянуть в охранную комнату, вытащить и сунуть в тайный карман шорт флешку с установленной в спальне господина Герхарда камеры.
Он сделал это чисто автоматически, вспомнив, что Луис говорил про распоряжение хозяина отключить камеру. Но камера по какой-то причине не была отключена. А может, была, и флешка просто торчала. В её неожиданном присутствии в компьютерном гнезде угадывалось некое противоречие, нарушение установленного хода вещей. Перелесов с юных лет воспринимал подобные противоречия как революционные артефакты бытия, меняющие течение (реку) жизни. Потому и прихватил флешку, как хамелеон длинным языком зазевавшегося жучка, и даже успел прикрыть за собой дверь охранной комнаты.