Премьер-министр вынул из стола и положил на край лист бумаги и какую-то коробочку.
— Вот, возьмите. А Филиппову шиш!
Товарищ министра почтительно принял вещи и передал директору департамента, а тот — чиновнику особых поручений. Лыков прочитал. Это оказалась выписка из Высочайшего приказа. Статский советник награждался всемилостивейшим подарком: золотыми запонками с изображением государственного герба, с занесением в формуляр.
— Уж не знаешь, чем вас награждать, — желчно произнес Столыпин. — Все ордена собрал. Таких запонок нет?
— Нет, ваше высокопревосходительство.
— Это за маниака.
— Благодарю!
Столыпин встал, одернул китель и протянул сыщику крепкую ладонь:
— Его Величество повелели передать, что весьма довольны вашим служебным рвением. И остаются к вам благосклонны.
Алексей Николаевич не успел ничего ответить. Премьер сел и снова нахмурился.
— Итак, две банды вами ликвидированы. Но третья почему до сих пор на свободе? Она ведь самая опасная?
— Увы, Петр Аркадьевич, — вздохнул статский советник. — Она же и самая умная. Главарь знает все наши приемы. Есть версия, что он агент сыскной полиции, настоящий или бывший.
— Подозреваемые имеются?
— Сразу двое, и те не наверняка. Как оскорбить людей недоверием? Приходится вести дознание в секрете от них, что создает дополнительные сложности.
— Смотрите, — Столыпин опять поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Если будет новый налет и с жертвами… На вашей совести.
Лыков с Зуевым вышли, а Курлов остался — ему предстоял собственный доклад. Нил Петрович поплелся по коридору в свой подъезд. Лыков шел рядом, сжимая в кулаке Высочайший подарок.
— Дай поглядеть, — попросил директор. Осмотрел запонки и одобрил: — Ничё…
Потом вздохнул:
— Ишь как. Будут жертвы — значит, на твоей, Алексей Николаич, совести. Уже заранее объявил виноватого. Вся полиция их поймать не может, пора крайнего назначать, и он в моем департаменте!
Лыкову вся эта словесная муть была не интересна. «Альфу» действительно пора раскассировать. И он, Лыков, до сих пор этого не сделал. Конечно, виноват.
Едва он вошел в свой кабинет, как на столе тренькнул телефон. Лыков снял трубку и услышал голос Филиппова:
— Алексей Николаевич! Вы не могли бы прямо сейчас подъехать в морг Петропавловской больницы?
— Что случилось? — напугался делопроизводитель.
— Да тут необычное дело… Очень странный покойник. Никто из нас никогда не видел таких ран, даже доктор затрудняется. Может быть, вы что-то подскажете?
— Выезжаю.
Лыков застал в морге целый консилиум: начальник СПСП, его помощник коллежский асессор Маршалк и чиновник для поручений Мищук. Алексею Николаевичу показали тело. Мужчина лет сорока, с ухоженными руками и напомаженной головой. Под левым ухом рваная рана, будто ткнули чем-то острым, и потянули.