“Никто не знает, каковы его силы, пока их не использует.”
Гете И.
Маарра, 11 декабря 1098 года.
— За мной, воины! Во имя Господа Всемилостивейшего, уничтожить всех нехристей! Не жалеть никого!
— Рыцарь Генрих, в том доме я видел их, там наверху!
— Веди нас!
Группа крестоносцев ворвалась в дом, находившийся почти в центре несчастного города. Никто не обращал внимания на страшные крики гибнущих, на клубы дыма и языки пламени. Добыча — единственное, что интересовало “воинов Христа”.
Генрих с удивлением рассматривал внутреннее убранство дома. Оно странным образом отличалось от убранства жилищ богатых мусульман. Вместо ковров циновки. Почти полное отсутствие мебели. Да и людей. Где же те, кого видел Франсуа?
— Там! Там! На крыше!
Толпа вывалила на плоскую крышу здания. В углу, на корточках, сидели три фигуры в черном. Словно повинуясь какому-то невидимому знаку, двое поднялись, обнажили мечи странной формы и бросились на норманнов. Воины с крестами на грязных плащах явно не ожидали сопротивления и даже не успели поднять оружие, как двое из них уже пали. Безбожники бились как бешеные, от их клинков не спасали кольчуги. Лица незнакомцев закрывали металлические блестящие маски, судя по всему из серебра. Крестоносцы один за другим падали, как подкошенные, но рыцарей и солдат было много.
Оказавшийся у выхода на крышу, англичанин свалил противника метким выстрелом из лука. Через минуту Генрих ударом сверху практически разрубил пополам второго врага и сделал шаг вперед. Сзади толпа накинулась на тела мертвецов, пытаясь сорвать с них маски. Фигурка перед ним плавно поднялась на ноги и сбросила одежду. Женщина! Черноволосая, с необычным разрезом внимательных черных глаз. Между ее маленьких грудей на серебряной цепочке висел самый необычный, драгоценный камень, из всех что когда-либо посчастливилось видеть Генриху. Черный, переливающийся необычным светом, кристалл словно жил собственной жизнью.
Женщина сделала еще один шаг вперед и, глядя ему прямо в глаза, спросила:
— Генрих, у тебя наверняка есть желание?
За спиной раздался истошный крик Франсуа, которому, видимо, удалось сорвать маску с трупа.
— Эти люди больны! О боже! Боже, это чума!
Глядя в бездонные черные глаза прекрасной же
