— Сапоги пожалела? — удивилась Валя.
— Новые купила, — прошептала я, опустив глаза.
Валя хмыкнула, но промолчала. Только спросила:
— Но сапоги — то свои видела? Или Её?
— Не помню, — вздохнула я, — за мамой папа приехал, им срочно пришлось уехать. Я из кроссовок выпрыгнула и к Ванечке побежала, он плакал, бабушку не хотел отпускать.
— След потерян, — констатировала Валя. — Ладно, доставай другие и дуй. Сколько ещё Ваня будет спать?
Мы подошли к самому неловкому моменту. Мне пришлось признаться:
— Нет других.
— Как это? Помню, коричневые были и ботильоны. Или зимние надевай, на платформе у тебя.
Удивительно, как Валя помнила мою обувь. Вот только она не знала.
— Я их выкинула. Все, — я смотрела на потолок, стены, пол, только бы не видеть взгляда подруги.
— Зачем? — услышала я сбоку удивленный голос.
— Решила обновить свою жизнь и выкинуть всё старое, — я набралась смелости и посмотрела на Валю. Теперь у неё поднялась правая бровь.
— И много ты выкинула?
— Много, — вздохнула я.
* * *
Иван Сергеевич проводил совещание, и мне пришлось ждать. Валькины сапоги болтались на ногах как калоши. Каждое движение напоминало о муже. Я думала, какая я несчастная, и как я люблю Юрку, и как он мог так поступить, и почему я ничего не замечала раньше.
— Как поживает мой любимый аналитик? — приветствовал меня Иван Сергеевич, когда я зашла в кабинет.
И тут я поняла, что мысли были не о том. Я совершенно не представляла, что ему говорить. Поэтому выбрала единственный возможный вариант — заплакала.
Иван Сергеевич хмыкал, крякал и ерзал в кресле. Потом подошел и просто похлопал меня по плечу: «Ну, ну, голубушка».
К этому моменту я выплакала все слезы о своей женской доле и перешла к мужскому непостоянству. Когда горевать осталось не о чем, я вытерла лицо салфетками, предложенными Иваном Сергеевичем ещё в самом начале моей арии, и прохрипела:
— Мне нужно выйти на работу.
Иван Сергеевич вздохнул с облегчением, когда услышал мою просьбу, и бодро проговорил:
— Ждем тебя в понедельник!
— Ну как? — спросила Валя, едва я зашла домой.
— И уговаривать не пришлось, — я гордо задрала нос. — С понедельника выхожу!
— Ревела, — утвердительно проговорила Валя.
— Ничего подобного, — наигранно возмутилась я.
На лице Вали появилась редкая улыбка, которую мы так ценим в нашем кругу:
— Тушь смой, ребенка перепугаешь.
Я бросила взгляд в зеркало и испугалась. Лицо выглядело как шарик в крупную горошину: темные пятна зияли вместо глаз, от них шли две черные борозды и обрамляли большой красный нос. Да, победительницей я не выглядела.