В известной мере эта характеристика может быть отнесена и к ее автору, и, вероятно, поэтому встреча столь родственных дарований при постановке «Интервенции» создала замечательный спектакль, надолго вошедший в репертуар Театра имени Вахтангова.
«Картина, быть может, пестрая. Но эта пестрота умышленная, — писал один из строжайших рецензентов Ю. Юзовский. — Краски выбраны для нее подчас неожиданные, контрастные. Драматизированный анекдот. Случайная фигура, появляющаяся на мгновенье, чтобы больше не появляться. Песенка. Драматическая новелла. Игра эпизодов».
Славин-драматург, как и Славин-прозаик, стремился к объемному, рельефному изображению жизни, способному вобрать рядом с драматическими событиями большого масштаба и такую будничную пестрядь, как грустно-юмористическая фигурка аптекаря, сбитого с толку калейдоскопом перемен и понуро жалующегося на то, что люди перестали болеть «нормальными» болезнями и что он уже три года не видел анализа мочи.
Причудливый колорит жизни Одессы в годы гражданской войны, усталость, растерянность, негодование французских солдат, постепенно распознавших уготованную им роль, романтически приподнятые образы подпольщиков и их гибель, — все это давало актерам поистине «редкий материал», как благодарно писал впоследствии, быть может, самый блистательный в артистическом созвездии спектакля А. Горюнов.
«Спектакль должен быть таким, — мечтательно сказал однажды Славин, — чтобы, посмотрев его, зрителю хотелось петь, драться, любить, мстить, строить, работать».
И такого эффекта он сам добивался и как драматург, и как автор появившейся в начале Великой Отечественной войны повести «Два бойца» (первоначальное название — «Мои земляки»), на основе которой родился широко известный одноименный фильм.
Перечитывая сейчас эту повесть, писавшуюся в осажденном, голодном Ленинграде конца 1941 года, и вспоминая кинокартину, где славинский талант снова вдохновил актеров, благодаря чему возник незабываемый дуэт Марка Бернеса и Бориса Андреева, думаешь, что маленькая книжка «Два бойца» оказалась тогда на самом стрежне литературы, пытливо приглядывавшейся к герою войны и стремившейся познать его душу, характер, секрет его героизма и стойкости. И как ни различны направления и жанры, как ни специфически окрашены «стрелы южного красноречия» одессита Аркадия Дзюбина, но уже что-то «теркинское» проступает в облике этого острого на язык, гораздого на выдумку, храброго и самоотверженного бойца.
Я говорил о самых значительных вехах творческого пути писателя, о тех его произведениях, которые особенно запомнились людям нашего поколения, вписались в их духовный мир, в саму их личность.